Утром мы разбитые. Включаем телевизор - ничего. Может, что-то передавали в местных новостях? Их мы не понимаем. На сердце неспокойно, сидим в кровати с кофе, я подсчитываю: "Значит, у нас сегодня пятница. Значит, с середины дня - шабат. Суббота, значит, тоже. Значит, если что и начнется, то не раньше воскресного утра. Уверяю тебя, никто не станет портить себе выходные. А для иностранцев обычно остается небольшой коридор, чтобы убрать их из страны. Значит, улететь мы успеем". Ловлю себя на том, что слишком часто произношу слово "значит". Значит, нам пора заканчивать волноваться, надо еще купить еды на выходные, вино и оливки домой.
В маркете - толпа, не мы одни такие умные. Уверенно набираем местных продуктов, привыкли уже. Пита, хумус, замороженные кусочки курицы. Прихватываем упаковку шоколадок - есть самим и делиться с друзьями. Как это получается, что забегаешь по мелочи, а к кассе волочишь целую тележку? Пока зашли домой, пока сложили какие-никакие вещи - полдня прошло. Завтра нам паковаться будет не с руки: завтра мы собираемся на Кинерет.
Тревога не утихает, и мы отправляемся успокаивать душу в Яффо. Хочется подъехать на автобусе, но что-то они не ходят. Спрашиваем совета у местной женщины - мы уже довольно точно вычисляем русскоязычных. Морской ветер развевает ее пушистые волосы, она спешит, но, как это часто здесь случается, пропускает свой автобус ради поговорить. Оказывается, наша землячка. Живет в Бат-Яме, сдает там квартиры. Расспрашивает нас о Киеве, наскоро вспоминает любимые места. Насилу удается запихнуть ее в автобус, мы волнуемся, что она вообще не уедет: пробки растут, все хотят успеть домой до начала шабата, да еще что-то приготовить, да еще зажечь к вечеру свечи...
Втискиваемся в автобус и сами. На всякий случай дочка спрашивает, где нам выходить. Водитель бросает через плечо "Спроси минут через 10", а спрошенный минут через десять, начинает орать, как потерпевший: "Я тебе когда велел спросить?!" Ларчик открывается просто: нам нужен старый Яффо, а новый уже позади, и водитель взволновался, что мы проехали свою остановку. Но это настоящий кошмар: дочь мою, серьезного сотрудника одного из известнейших концернов, здесь абсолютно все принимают за дитя. Так уж тут повелось. Можно окончить учебное заведение, уметь обращаться с боевым оружием, быть уважаемым специалистом, жениться и родить детей - в глазах старшего поколения ничего не изменится: оно будет все так же опекать и помыкать.
В какой момент что происходит - как понять. Именно под обидный крик водителя в наших головах раздается щелчок - и мы вдруг принимаем всю ситуацию как есть. И - удивительное дело - что-то неуловимо меняется в нашем облике, потому что именно с этой минуты люди начинают разговаривать с нами немножко иначе, вроде как со своими. И дорогу спрашивают уже на иврите.
Над Яффо - солнышко, но тучи совсем близко, вот-вот упадет ливень. Поэтому мы отменяем свое желание погулять и покупаем билеты в подземный археологический музей, его еще очень хвалила Соня Вторая. Дочери делают все мыслимые и немыслимые скидки. Экскурсии здесь ведут на разных языках, нас устроит английская группа. А пока - должок. Надо, все-таки, оставить в церкви нормальные деньги в компенсацию за наши позорные десять копеек. Храм открыт, там сейчас будет венчание. Семьи в праздничных нарядах заняли не меньше половины скамей. Косятся, но не очень. Невеста - полька в простом красивом платье, зато на золотистых волосах - нечто немыслимое. Белые завитки, стрелы, облако фатина... Жених - статный испанец, сразу видно, что из престижной семьи. Из разговоров становится ясно: испанская родня польской не рада, девушка не их круга. Но сама пара очаровательна, и нет им дела до семейных разборок. Однако, какой странный храм, здесь нет ящика для пожертвований. Бестолково пометавшись, оставляем свою лепту у иконы Ченстоховской Богородицы, здесь свои найдут, а чужие не возьмут.
Теперь можно выпить кофе с печеньем. На площади Кдумим есть летние кафе, но нас давно уже привлекает нечто вроде арт-кондитерской с мозаичными столиками. Усаживаемся у проема с видом на море. Стена толстая, на естественном подоконнике - старинный велосипед, скрученный из толстой проволоки, у руля даже есть багажник. А персонал необычный. Обслуживает очень душевно и немножко бестолково. Можно украсть оставленное без присмотра печенье. Можно уйти, не расплатившись, никто даже не заметит. Такое впечатление, что кафе не основной их бизнес. В моей душе крепнет подозрение, что все эти маленькие заведения - способ получить государственную поддержку в здешней немыслимо дорогой аренде. Настоящая же жизнь протекает где-то вне этих стен, там, где пишутся картины и создаются скульптуры и амфоры из белого гипса.
Стоило нам усесться - и сверху обваливается туча, разбитая на миллион острых капель. Город превращается в сплошной водопад. Ветер пытается сорвать тент над нашими головами. Интересно, как там коты в парке? По дороге сюда мы видели на лестницу фотосессию. Совсем юная, очень дерзкая модель позировала в прозрачных тканях, наверное, сильно мерзла и громко капризничала. Успели ли они окончить съемку? И тут ливень прекращается так же внезапно, как начался. От нашего кафе до музея - два шага, но мы специально делаем круг, чтобы еще раз вдохнуть атмосферу узких улиц, кошачьих разборок, творческого безделья. Сейчас здесь никого. Прямо на стенах висят картины. Как они выдерживают эти ливни? Танцовщицы-лебеди склонились в середину черного круга. Летняя женщина уснула под солнцем в траве. А вот диптих. Осел в розовом цвете и осел в голубом. Под ногами рычат коты, демонстрируют боевую мощь. Увидев нас, смущаются, но ненадолго. Солнце скоро сядет, и полосатая красотка уйдет в ночь с победителем.
Чтобы попасть в музей, нужно спуститься по узким ступеням прямо в раскопки. Послушно идем за экскурсоводом и попадаем... в порт. Шумят волны, слышны крики чаек, а вдоль стены протянулась линия, указывающая основные периоды немыслимо долгой истории этого города. Экскурсовод рассказывает много интересного. Наверное, она, так же, как и парень, продавший нам входные билеты, историк или археолог, аспирантка. Но самое интересное в музее, что вся история подается через мифы множества народов, в разное время живших в этом порту. Рассказы перемежаются веселыми мультиками, для этого там и сям установлены большие экраны. По узкому мостику выходим в большой зал. Под нами - греческое поселение. Амфоры, орудия труда не разложены в витринах, а просто стоят в углу, как если бы их здесь забыли хозяева. На пороге дома - мальчик в тоге. Я не знаю, что это за печать, но плоские фигуры кажутся почти объемными.
Экскурсовод заканчивает свою речь и приглашает нас присесть на вертящиеся, как в баре, стулья. Свет потихоньку гаснет, оградительные перила опускаются вместе со смотровой площадкой, а вместо них поднимаются огромные - во всю высоту зала - прозрачные щиты. Это экраны. На каждом - своя проекция, и то, что они расположены на разном от нас расстоянии, создает эффект объема. Звук тоже объемный, а справа и слева иногда вырываются подсвеченные клубы дыма. Смотрим историю дегустатора, который всего-навсего хотел отведать вина, но никак не мог, потому что через его дом постоянно проходили все новые исторические гости. Фильм ироничный, причем шутки довольно едкие. Христианина выпроваживают в дверь, но он лезет в окно, чтобы сбивчиво рассказать о самому ему непонятных чудесах и знаках, а турок, что ли, в конце концов подменяет вино. Но все это и смешно, и мило. Свет зажигается, и я уже готовлюсь заныть про "развод" - такие деньги взяли за пару экспозиций и небольшое кино, когда понимаю, что в зале мы провели сорок минут.
На улице сумерки. Идем через цветущий парк, сами себе придумываем круги, чтобы подольше не уходить. Можно было бы зайти в рыбный ресторан возле собора, но есть, как на зло, не хочется. Прощай, Яффо. Если мы вернемся когда-нибудь в Тель-Авив, вернемся и к тебе, не сомневайся. А до тех пор будем грустить, вспоминая ветер в кронах твоих пальм, прощай, Яффо. Надеюсь, все же, увидеть тебя когда-нибудь снова развитым портом со стремительным кораблями, уходящими к далеким землям. Но для этого - я теперь ясно вижу - необходимо, чтобы кончилась вся эта вялотекущая военная шизофрения. Настанет ли такой день? На пляжах нет ни купальщиков, ни загоральщиков, зато в море рядами валяются на досках серферы, и кажется, что их, как стаю акул, пригнал к берегу ветер. Прощай, Яффо. Дочка ставит фотоаппарат на камень, огромная выдержка, последний вечерний снимок, прощай.
В маркете - толпа, не мы одни такие умные. Уверенно набираем местных продуктов, привыкли уже. Пита, хумус, замороженные кусочки курицы. Прихватываем упаковку шоколадок - есть самим и делиться с друзьями. Как это получается, что забегаешь по мелочи, а к кассе волочишь целую тележку? Пока зашли домой, пока сложили какие-никакие вещи - полдня прошло. Завтра нам паковаться будет не с руки: завтра мы собираемся на Кинерет.
Тревога не утихает, и мы отправляемся успокаивать душу в Яффо. Хочется подъехать на автобусе, но что-то они не ходят. Спрашиваем совета у местной женщины - мы уже довольно точно вычисляем русскоязычных. Морской ветер развевает ее пушистые волосы, она спешит, но, как это часто здесь случается, пропускает свой автобус ради поговорить. Оказывается, наша землячка. Живет в Бат-Яме, сдает там квартиры. Расспрашивает нас о Киеве, наскоро вспоминает любимые места. Насилу удается запихнуть ее в автобус, мы волнуемся, что она вообще не уедет: пробки растут, все хотят успеть домой до начала шабата, да еще что-то приготовить, да еще зажечь к вечеру свечи...
Втискиваемся в автобус и сами. На всякий случай дочка спрашивает, где нам выходить. Водитель бросает через плечо "Спроси минут через 10", а спрошенный минут через десять, начинает орать, как потерпевший: "Я тебе когда велел спросить?!" Ларчик открывается просто: нам нужен старый Яффо, а новый уже позади, и водитель взволновался, что мы проехали свою остановку. Но это настоящий кошмар: дочь мою, серьезного сотрудника одного из известнейших концернов, здесь абсолютно все принимают за дитя. Так уж тут повелось. Можно окончить учебное заведение, уметь обращаться с боевым оружием, быть уважаемым специалистом, жениться и родить детей - в глазах старшего поколения ничего не изменится: оно будет все так же опекать и помыкать.
В какой момент что происходит - как понять. Именно под обидный крик водителя в наших головах раздается щелчок - и мы вдруг принимаем всю ситуацию как есть. И - удивительное дело - что-то неуловимо меняется в нашем облике, потому что именно с этой минуты люди начинают разговаривать с нами немножко иначе, вроде как со своими. И дорогу спрашивают уже на иврите.
Над Яффо - солнышко, но тучи совсем близко, вот-вот упадет ливень. Поэтому мы отменяем свое желание погулять и покупаем билеты в подземный археологический музей, его еще очень хвалила Соня Вторая. Дочери делают все мыслимые и немыслимые скидки. Экскурсии здесь ведут на разных языках, нас устроит английская группа. А пока - должок. Надо, все-таки, оставить в церкви нормальные деньги в компенсацию за наши позорные десять копеек. Храм открыт, там сейчас будет венчание. Семьи в праздничных нарядах заняли не меньше половины скамей. Косятся, но не очень. Невеста - полька в простом красивом платье, зато на золотистых волосах - нечто немыслимое. Белые завитки, стрелы, облако фатина... Жених - статный испанец, сразу видно, что из престижной семьи. Из разговоров становится ясно: испанская родня польской не рада, девушка не их круга. Но сама пара очаровательна, и нет им дела до семейных разборок. Однако, какой странный храм, здесь нет ящика для пожертвований. Бестолково пометавшись, оставляем свою лепту у иконы Ченстоховской Богородицы, здесь свои найдут, а чужие не возьмут.
Теперь можно выпить кофе с печеньем. На площади Кдумим есть летние кафе, но нас давно уже привлекает нечто вроде арт-кондитерской с мозаичными столиками. Усаживаемся у проема с видом на море. Стена толстая, на естественном подоконнике - старинный велосипед, скрученный из толстой проволоки, у руля даже есть багажник. А персонал необычный. Обслуживает очень душевно и немножко бестолково. Можно украсть оставленное без присмотра печенье. Можно уйти, не расплатившись, никто даже не заметит. Такое впечатление, что кафе не основной их бизнес. В моей душе крепнет подозрение, что все эти маленькие заведения - способ получить государственную поддержку в здешней немыслимо дорогой аренде. Настоящая же жизнь протекает где-то вне этих стен, там, где пишутся картины и создаются скульптуры и амфоры из белого гипса.
Стоило нам усесться - и сверху обваливается туча, разбитая на миллион острых капель. Город превращается в сплошной водопад. Ветер пытается сорвать тент над нашими головами. Интересно, как там коты в парке? По дороге сюда мы видели на лестницу фотосессию. Совсем юная, очень дерзкая модель позировала в прозрачных тканях, наверное, сильно мерзла и громко капризничала. Успели ли они окончить съемку? И тут ливень прекращается так же внезапно, как начался. От нашего кафе до музея - два шага, но мы специально делаем круг, чтобы еще раз вдохнуть атмосферу узких улиц, кошачьих разборок, творческого безделья. Сейчас здесь никого. Прямо на стенах висят картины. Как они выдерживают эти ливни? Танцовщицы-лебеди склонились в середину черного круга. Летняя женщина уснула под солнцем в траве. А вот диптих. Осел в розовом цвете и осел в голубом. Под ногами рычат коты, демонстрируют боевую мощь. Увидев нас, смущаются, но ненадолго. Солнце скоро сядет, и полосатая красотка уйдет в ночь с победителем.
Чтобы попасть в музей, нужно спуститься по узким ступеням прямо в раскопки. Послушно идем за экскурсоводом и попадаем... в порт. Шумят волны, слышны крики чаек, а вдоль стены протянулась линия, указывающая основные периоды немыслимо долгой истории этого города. Экскурсовод рассказывает много интересного. Наверное, она, так же, как и парень, продавший нам входные билеты, историк или археолог, аспирантка. Но самое интересное в музее, что вся история подается через мифы множества народов, в разное время живших в этом порту. Рассказы перемежаются веселыми мультиками, для этого там и сям установлены большие экраны. По узкому мостику выходим в большой зал. Под нами - греческое поселение. Амфоры, орудия труда не разложены в витринах, а просто стоят в углу, как если бы их здесь забыли хозяева. На пороге дома - мальчик в тоге. Я не знаю, что это за печать, но плоские фигуры кажутся почти объемными.
Экскурсовод заканчивает свою речь и приглашает нас присесть на вертящиеся, как в баре, стулья. Свет потихоньку гаснет, оградительные перила опускаются вместе со смотровой площадкой, а вместо них поднимаются огромные - во всю высоту зала - прозрачные щиты. Это экраны. На каждом - своя проекция, и то, что они расположены на разном от нас расстоянии, создает эффект объема. Звук тоже объемный, а справа и слева иногда вырываются подсвеченные клубы дыма. Смотрим историю дегустатора, который всего-навсего хотел отведать вина, но никак не мог, потому что через его дом постоянно проходили все новые исторические гости. Фильм ироничный, причем шутки довольно едкие. Христианина выпроваживают в дверь, но он лезет в окно, чтобы сбивчиво рассказать о самому ему непонятных чудесах и знаках, а турок, что ли, в конце концов подменяет вино. Но все это и смешно, и мило. Свет зажигается, и я уже готовлюсь заныть про "развод" - такие деньги взяли за пару экспозиций и небольшое кино, когда понимаю, что в зале мы провели сорок минут.
На улице сумерки. Идем через цветущий парк, сами себе придумываем круги, чтобы подольше не уходить. Можно было бы зайти в рыбный ресторан возле собора, но есть, как на зло, не хочется. Прощай, Яффо. Если мы вернемся когда-нибудь в Тель-Авив, вернемся и к тебе, не сомневайся. А до тех пор будем грустить, вспоминая ветер в кронах твоих пальм, прощай, Яффо. Надеюсь, все же, увидеть тебя когда-нибудь снова развитым портом со стремительным кораблями, уходящими к далеким землям. Но для этого - я теперь ясно вижу - необходимо, чтобы кончилась вся эта вялотекущая военная шизофрения. Настанет ли такой день? На пляжах нет ни купальщиков, ни загоральщиков, зато в море рядами валяются на досках серферы, и кажется, что их, как стаю акул, пригнал к берегу ветер. Прощай, Яффо. Дочка ставит фотоаппарат на камень, огромная выдержка, последний вечерний снимок, прощай.
Комментариев нет:
Отправить комментарий