Синий взгляд

Иногда невозможно объяснить...
Или просто не хочется.
Вроде обычный день, обычное метро, пустое и чистое. Десять минут до центра. Можно сесть в уголке и мирно решать судоку в телефоне. И если солидная дама в толстом пальто заняла полтора сиденья, это ничему не мешает. Ее бронированный войлок защищает от неуместной близости.

А на коленях - рюкзачок, а впереди - тренировка, белое полотенце, пар в терме, блестящая кожа, десяток "здрасте" с улыбкой. И можно улыбнуться прямо сейчас в предвкушении и с той же рассеянной улыбкой посмотреть на не самого чистого в мире старика - то ли опрятного нищего, то ли неопрятного бедняка - а с чего бы ему быть опрятным или там симпатичным, если его спина согнута и нос чуть не упирается в дрожащие колени. Морщины собраны в гримасу сосредоточенной злобы, седая голова дрожит, ноги широко расставлены и еле ковыляют. Может, спился, а может, болезнь Бехтерева. В вагоне ему, в любом случае, не устоять. Но можно не суетиться, он уже втиснулся на половинку сиденья между полной дамой и ее кругленькой соседкой в очках и берете.
Свобода ни о ком не беспокоиться. Неприятно, когда ее нарушают внезапным толчком в бок, когда с неразборчивым возгласом возмущения бежевое пальто встает и, колыхаясь, переходит в другой конец вагона. Рекогносцировка изменилась, и неприятный старик теперь расселся на свободном пространстве, по-прежнему уткнув нос в колени, но ближе к тебе, потому что вишневый берет брезгливо отодвинулся подальше. Что происходит? Запаха нет, руки как руки, разве что дрожат, на вшей - ни намека, а с его позвоночником опасен он разве что мертвой мухе. И то промажет. Можно снова уткнуться в телефон, отогнав от виска искру недоумения. Играется уже не так самозабвенно, поезд почти у перрона, и можно идти к выходу, бросив рюкзак на плечо. Недоумение, однако, требует оглянуться. Что это было?
И в этот момент он поднял глаза.
У метро бывают такие собаки. Кто-то когда-то завел их на стройке для охраны, огромных, мохнатых. Стройка окончилась, а они остались, отощали и научились просить милостыньку. Они могли бы убивать и есть досыта, но потребность в любви заставляет их ждать подачки. И смерти. Псы, бывшие некогда волками.
И в этот момент он поднял глаза.
Синие. Два соответственных угла вершинами вверх - линия век и бровей. Как будто штормовая волна взметнулась и застыла с пеной на гребне. Огромные. Глаза старого пса, помнящего, как он был волком. И тебе я отвратителен? Ведь я мужчина, я жив, неужели настолько?
Это чувство невольного предательства. Взрослая жизнь быстро дает понять: бродячего пса не втащить в дом, всех - тем более. А сейчас просто пора выходить. Идти своей дорогой, что бы это ни означало. И остается не отводить глаз, смотреть в ответ твердо и ясно. Нет. Это не из-за тебя. Просто пора выходить. Я тебя не жалею. Но это не из-за тебя.
А на улице - день, а на улице - свет, и пора пригладить лицо, чтобы с улыбкой сказать свой десяток "здрасте" приятным и вежливым людям.