На горе

Ночной фуникулер несется вверх, к холодным звездам, меж звезд искусственных, зажженных специально для нас. Пламя неоновых комет падает мимо, мимо, мимо...
Мягкие сиденья не пусты, хоть и ночь. Ресторан открыт почти до утра, а добраться к нему можно только так: пешком или на фуникулере. Напротив - пара. Он никакой. Вот никакой. Отсутствующие глаза меж толстых небритых щек. Она юная, большегубая и тонкощекая, с выглаженными темными волосами и неважнецкой кожей. Акцент - ну понятно, какой акцент. Впрочем, и он говорит не на родном языке.
- Тебе не холодно?
- Нет, что ты!

С этого все и начинается. Она в какой-то узорной безрукавке на тонкой полупрозрачной блузке, в черных латексных штанишках. Он одет, как капуста, этот холод застал нас всех врасплох. Я околеваю в зимней куртке на толстом свитере, подумываю, уже пора натянуть капюшон или так сойдет. Доказывая, что ей не холодно, и вообще, очень весело, она болтает слишком громко и оживленно.
На горе - ветер. Ветрище. Унести не может, а вырвать из рук телефон - запросто. И красота такая, что нет никаких сил уйти. Приходится бегать туда-сюда, от одного горизонта к другому, орать изо всех сил, отдавая ветру на откуп слова - и он слизывает их мгновенно, что-то ревет в ответ. Большинство посетителей прямо с фуникулера проскользнули в жарко натопленный ресторан. Снаружи остались только парочки, неудачно запланировавшие романтику, и мы, приехавшие сюда ради встречи с горой. Тех двоих я не вижу и о них не помню: ветер, ночь, сияние, ветер!
Холод добился-таки своего, и мы тоже удираем внутрь, но не в ресторан, а в бар, защищающий посетителей только стеклом. Не хочется видеть стены. Садимся спиной к барной стойке, кутаемся в пашмины, просим скорее-скорее вина и горячий пирог! Официант моментально ошибается на десятку. Поправку воспринимает со стоическим видом "не прокатило" - оговорился, мол. А обслуживает хорошо, советует и не мельтешит.
Те двое уже здесь - и только они. Романтика, конечно. Свеча на столе, городские огни далеко внизу. И одет он, честно говоря, не для вечернего посещения лакшерного места. Она, наверное, больше рассчитывала на притаившийся в горе ресторан, камин, елку, живую музыку, горячее мясо или хоть креветок там, не знаю, что девушки такими губами кушают на свидании. Но, кроме свечи, на их столике только вазочки с чем-то наподобие сорбетто - розовой ледяной крошкой с фруктами.
Он говорит о себе с упоением, без умолку, рассуждает, описывает, у него отличное настроение. Но вид серьезный, и это меня не то что обманывает... Скорее, изумляет. Наговорившись, удаляется в туалет. Она, бедняга, почти ничего не ела. Сидит тихо, как мышь. Но вот он вернулся, пришло ее время говорить. Она опять делает это слишком громко, горячо и страстно. Стараюсь не слушать, утыкаюсь в свой апельсиновый пирог, но она перекрикивает и ветер, и колядки из динамиков. Эта вечная песня о "всегда", "никогда", "верна", мечты о доме, заботе и быть чьей-то бесплатной прислугой и няней, родив себе вот этими самыми узкими бедрами воспитанников пять-шесть от таких же бесплатных интимных услуг работодателю, пардон, будущему мужу. Он слушает вполоборота, доедает свой десерт. Кончился десерт - конец и свиданию. Надо и мне поторопиться со своим пирогом: фуникулер ходит раз в полчаса, скоро полночь.
Она не получит своих денег. Их у него нет. Этот весь дутый шик-блеск неспроста: он отлично знает все эти песни о лебединой верности, не намерен на них тратиться и даже не подыгрывает. А для настоящей добычи, сидящей здесь же, за стеной, у камина, она одета слишком бедно, ведет себя слишком наивно... Но самое неприятное доходит до меня уже на выходе. Ведь он действительно издевался над ней. Но нет, не может быть, у него было такое серьезное лицо! И тем не менее это так. Все эти вопросы про холод, и то, как она сидела у самой стеклянной ограды, и ледовый десерт - все это было одной сплошной издевкой человека, упивающегося своей местью миру в лице небогато одетых охотниц, готовых лезть на ночную гору за своей несбыточной мечтой. Эх, девушки...
- Отдай мне свои печали, и я разобью их о холм, родившийся из гнева великой богини, - безумолчно поет ветер тем, кто в силах разобрать слова...