И тут раздался вопль.
Странно, я вообще не подумала, что он может упасть на людей.
Мы сидим, прилипнув спиной к острому валуну. Мы на леднике уже. Друзья мои, если уж вы собрались шастать по высохшему леднику, не повторяйте нашей ошибки. Возьмите с собой альпеншток или хотя бы крепкую палку, потому что ледник скользкий даже когда сухой, рюкзак тянет назад, дорожки может и не быть, а парить больше двух километров - красиво и увлекательно, но вы потом не сможете об этом никому рассказать.
С этими рассказами вообще интересно получилось. Одни писали, что подъем до вершины, где мы собирались заночевать, - пустяшный, сбегал и вернулся. Другие - что без подготовки лучше не надо. Третьи - что они поднялись, но пришлось стирать штанишки. Все они описывали совершенно разные, не похожие друг на друга дороги, а она там одна. И абсолютно все упоминали мулов, которые там единственное транспортное средство и разминуться с которыми - та еще радость.
Так вот. Опыт участников легкомысленного эксперимента показал, что, в зависимости от погодных условий, это действительно совершенно разные дороги. Во время нашего подъема жара стояла уже не одну неделю, водопады пересохли. Единственный уцелевший ниспадал прямо из подножия горы, образуя соблазнительно-голубое озерцо температурой минус стописят градусов - на ощупь, во всяком случае. Остальных не было, дороги превратились в пыль, пересохшие камни выкрашивались из-по ног с мерзким шуршанием, а мулье дерьмо... Извините. Понимаете, там действительно одна очень узкая дорожка по краю горы. И дожди смывают это естественное удобрение прямо в лес, радуя его обитателей деликатесными пищевыми добавками. А вот когда дождей нет... В общем, они ничего не смывают. С одной стороны, это очень мило, потому что на тропу собираются все мелкие лесовички, бабочки, птички - отведать, так сказать. С другой стороны - оводы и еще кто-то, норовящий вырвать натренированными на мулах зубами кусок вашего нежного тела и занести взамен инфекцию. И, конечно, густо настоянный на солнце, ни с чем не сравнимый аромат...
Сам путь тоже делится на три принципиально разных участка. И тут становится очень видно, кто его действительно видел, а кто, извините, лжет. Первый отрезок прелестен. Зелен, условно широк, многолюден и весел. Бодренькие поднимающиеся вкушают красоты, топают по широким укрепленным бревнами ступеням и верят, что так будет всегда. Счастливенькие спускающиеся провидят скорый кофе в ресторанчике с понтами и клянутся никогда больше. Встречавшие рассвет на промежуточных пунктах полны светлых впечатлений и ожидания завтрака. Мулы радостно какают и хотят водички. Их маленькие караваны - единственный транспорт здесь. Олимпийцам все равно. Эти сверхлюди, погруженные в свой мир ритма и дыхания, бегают по горе туда-сюда, роняя самооценку всех карабкающихся медленно и с отдыхом. И они, конечно, единственные не здороваются, им не до того. Это правило мне показали еще при подъеме на Крижевац в Боснии: все идущие в гору или с горы составляют единое сообщество. Здороваются, перекидываются словечком и передают друг другу немного сил и оптимизма. "Пацем!" - закричала когда-то пожилая итальянка, бодро скачущая с камня на камень Крижеваца, и я поняла, что буду жить. "Ясас!" - перекликаемся мы здесь, на Олимпе. Спускающихся больше: они ночевали в приюте на горе, где собираемся остановиться и мы. Оттуда на следующий день можно забраться на другую вершину, еще выше. А самого высокого пика нам не покорить никогда: это для профессионалов. И покорен он был совсем недавно: в 1913 году. По серым губам и крупным каплям пота на лицах спустившихся понимаю, что в описаниях легкой прогулки что-то не так. Да и спуск, кажется, тоже не так легок, как мы ожидали. Но из причин пока ясны только две: зной и полное отсутствие воздуха. Среди всех этих людей (безумные олимпийцы не в счет) только у двоих нет альпенштоков. Угадайте, у кого...
Идем не спеша, с остановками на редких крошечных лужайках. Нас обгоняют. Спортивные англоязычные парочки: шорты цвета хаки, панамы, крепкие руки и ноги, спокойные глаза. Эти вышли погулять и осмотреться, они пробудут здесь не один день. Твердо ступающие мужики. Эти живут где-то недалеко и в гору ходят, потому что она - Гора. Вместо легких и дорогих альпенштоков у них - крепкие струганые посохи. Взгляд - чуть хмурый, погруженный в себя. И эти тоже в нас не верят и немного беспокоятся. А мы уже поняли, что застревать на этой горе нельзя: на крутой и узкой тропе никто не сможет помочь. Втайне надеюсь, если что, попроситься на мула. Впрочем, и эти, хмурые, здороваются весело, будто говорят: "Ничего, ледиз, смелее!" Успеваем обмолвиться, кто откуда и зачем понаехал. За нами хвостом - русскоязычная пара. Он высок, напряженно-приветлив, с расстегнутой ширинкой. Она - в закатанных штанах, тихая, темные глаза глядят испуганно. Видно, что ей завидно: если бы не муж, она бы с радостью влилась в нашу спонтанную группку. Ей кажется, что все мы знакомы, вон как весело болтаем. Но муж занят собой, и она чувствует себя беззащитной. Периодически встречаясь на тропе, я все время буду слышать одно и то же: он ее учит и пилит, пилит и учит. Ее голоса мы, кажется, так и не слышали...
Нас обходят стайки подростков - девочки на ходу ухитряются кокетничать; обходят голые по пояс мужчины в пыльных носках - не буду подсказывать, на каком языке они говорят; обходят двое парней, тоже снявших футболки - сюрприз, эти говорят по-гречески. Шиплю вслед: "Что подумали бы ваши мамы... А что сказали бы ваши бабушки!" - и наживаю себе недоброжелателей. Один из парней тут же надевает футболку, другой удаляется с независимым видом, но потом при каждой встрече нервно одевается. Нечего, нечего. А подготовились они славно: к рюкзаку привязаны питы размером с колесо, пакеты с яблоками, сливами и алыми персиками... Кажется, кроме нас, только эти двое собираются обедать прямо на склоне.
А вот немцы. Их бледные лица сконцентрированы на серьезности проделываемой работы, и это не зря: подъем становится все труднее, а испарившиеся водопады обламывают последнюю надежду на воздух и прохладу. На крутых изгибах я немного нервничаю: пересохшая тропа прямо-таки вырывается из-под ног, стремится сбросить лишний груз. Вверх ничего, а спускаться действительно будет трудно.
Мы стараемся остаться одни, послушать гору. В тишине из зарослей сразу выглядывают аборигены. Птички-шарики садятся чуть не под ноги, заглядывают в глаза: Кто вы? Кто? Все разные, хорошенькие живые игрушки. Ящерицы топают, как лошади. Бабочки непринужденно поглощают мульи какашки. А в непроходимой чаще ворочается кто-то крупный, и мы ощущаем на себе его внимательный взгляд. Некоторое время этот кто-то с шумом и вздохами сопровождает нас, так и не показавшись на глаза. Вниз по склону с треском несется маленький олень...
Тропа все уже, с одной стороны - ничем не огражденная пропасть. Красивая, надо смотреть. И красота на каждом шагу новая. Лес сменяет сам себя, как в школьном учебнике: лиственные, хвойные... На одном из изгибов - раздолбаистого вида парень с хвостиком, убранным по новой моде в узел. И с девочкой годков трех, не больше. Отец вывел дочь встречать рассвет.
- На самый верх я, конечно, не поднимался, потому что у меня, сами понимаете, - вот...
Это "вот" мирно занимается своими делами прямо над обрывом. Заметив, что папа обратил на нее внимание, подходит и чинно берет его за ручку: идти дальше. Эта девочка растет здесь. Усилием воли проглатываю сердце обратно, на место. Сама я к краю пропасти не подходила бы, если бы было куда отойти.
Звон колокольчика. Степенный караван. Впереди, как фея по лужайке, шествует высокая женщина чуть ли не в длинном струящемся платье. Темные кудри свободно падают на плечи.Здоровается спокойно и с достоинством. Погонщик мулов при ней тоже очень солидный. Прямые спины, развернутые плечи. Чувствую себя мелкой, корявой, неуклюжей. А эти виду не подают - так, встреча на тропинке.
Посередине пути, чуть выше к вершине - отдых. Здесь есть источник, каменный стол, карта. "Мусор, пожалуйста, уносите с собой, убирать его здесь некому". Учитель привел на экскурсию стайку подростков. Даже отдыхая, они умудряются шалить. Но я сегодня, кажется, выполняю дисциплинирующую функцию. Уже подняла брови на встречных парней, один из которых разошелся на тему футбола и по этому поводу ругался просто непрерывно. Его спутникам неловко, девочки отстали, чтобы не слушать, а он никак не остановится. Пройдя несколько шагов, почувствовал-таки сверло в спине и притих. Девочки ожили и, кажется, были не прочь меня обнять. Эти тоже притихли. Самые ответственные мальчики уступили нам место. Греческие мальчики хорошо уступают место - сразу отходят, чтобы не пришлось чувствовать себя слабыми и благодарить. Обесцвеченный усталостью учитель тоже встает: пора идти. Впереди самое пекло.
- Ясас! - трое стройных мужчин уходят вверх. Они бодры, отлично снаряжены, они смеются и собираются выше. Успеваем наскоро состроить друг другу глазки. На ходу они ухитряются обсуждать что-то интересное. А нам уже не до разговоров, потому что началась другая часть пути.
Здесь деревья растут редко, но обрыв все равно зеленый от густых вершин прямых корабельных сосен. Под ногами - камни, ступать по ним жестко, и нужно внимательно смотреть, чтобы ничего никуда не укатилось вместе с нами. Следы ужасной бури: спустилась в долину, оставив за собой искалеченные, вырванные с корнем, выгнутые дугой скелеты деревьев. Здесь бродит большая собака. Питается туристами, наверное. Вид у нее хозяйский, и те, кто здесь не первый раз, ее знают, гладят по голове. Встречных почти нет, а тех, кто нас обогнал, теперь обгоняем мы: размеренный шаг приносит свои плоды. Вот совсем хмурая русскоязычная пара. Она так и не сказала ему про ширинку. Вот осунувшиеся немцы. Вот валяются, едят и разговаривают о чем-то тайном два одетых парня. А вот и трое альпинистов прислонились к камням. Мне немного тревожно: солнце перегрузило их сердца. Стреляем глазами - и они выпрямляются. Ах, эти игры на горе...
О, а эти движутся навстречу. Здесь, видимо, сходил ледник, и дорога приобрела ирреальный лунный вид. Высокие каменные осколки по краю, светлые, как из водопадов, в которых теперь одни только ящерицы. По одному из них мы немного прошли, это нетрудно. Если бы не было обрывов, можно было бы спуститься по руслу... Встречная группка приблизилась, и я не верю глазам. Две учительницы с добрыми измученными лицами ведут вниз группку малышей. Камни-ступени им почти по пояс. Детские рюкзачки навьючены на учительниц, и те делают вид, что им совсем-совсем не тяжело, хоть и не могут уже поднять руку, чтобы вытереть пот с лица. Маленькая девочка скользит, хлопается с камня на тропу и быстро кричит: "Все в порядке! Со мной все в порядке!.." Здесь уже почти не разминуться, идем друг за другом, обсуждаем мужественных учительниц и пытаемся дать дорогу олимпийцам, чтобы те, кажущиеся уже совсем невозможными топающими миражами, не останавливались, не срывали дыхания.
После двух километров высоты приходит боль. Это что-то новое для меня. Болит все тело, каждая мышца - наверное, от отсутствия кислорода. Не знаю, так ли здесь в менее засушливые дни. Обедаем, расстелив куртки на выступающих корнях. Это тоже новое: солнце жарит немыслимо, а ветер - резкий, ледяной. Но пока можно не одеваться, настоящий холод придет ночью. С горы слышится тихое "здравствуйте и приятного аппетита" по-русски. Две женщины в каких-то старых - где они их взяли? - вещах времен семидесятых, без оттенка усталости на покорных лицах ровно движутся вниз. За ними - сильно отставшая девочка лет девяти. Девочке страшно, но женщины ее не ждут. Только одна, наверное, мама, оборачивается, говорит спокойно: "Ну что ты? Уже скоро". Это неправда.
А на горе действительно страшно. Не знаю, почему. Страшно упасть в пропасть - кружится голова, а тропа почти исчезла. Страшно заблудиться - там, наверху, это возможно. Страшно, что сойдет лавина - маленькая такая лавинка, на одного человека. Страшно от сотни невидимых глаз, глядящих из чащи. Страшно... потому что это Олимп. Вот и все. Нас который раз за сегодня обгоняют наши альпинисты. Двое. Третий где-то отстал, а подождать его негде. Мужчины одобряют наш обед, думают, что и сами скоро поедят на вершине. А мы хвалим себя за конфеты: сахар помогает легче двигаться. Вот и третий альпинист. Теперь явно видно, что его сердце плохо справляется с нагрузкой. Догоняя своих, оборачивает к нам страдальческое лицо, комически вскидывает руки: "Why?!" Мы смеемся. Эти дойдут. Хотим, чтобы они дошли. И русские с расстегнутой ширинкой дойдут. Он сильный, а ей некуда деваться. А немцы, видимо, уже вернулись. Обгоняем очередной раз остановившихся перекусить раздетых-одетых парней. Они кричат: прямо нам под ноги летит яблоко - и улетает в пропасть. Сами его ловите. Видимо, у них порвался пакет. За спиной слышится упругое "шмяк!" - еще что-то упало. Это третья часть пути. Нас совсем мало здесь.
У самой вершины я пугаюсь: дороги нет, меток нет и сил больше нет. Что, если мы не туда идем? Мы на леднике, и вместо тропинки здесь - небольшие уступы, промоины. Тишина и пустота. Находим какие-то камни над пропастью, присаживаемся к ним спиной, осматриваемся. Колокольчик! Он то исчезает, то снова слышен. Сюда ли, мулы? К нам ли? И тут раздался вопль.
Мул упал на повороте и бился о вершины деревьев, пытаясь уцепиться за тропу, погонщик кричал, пытаясь его удержать, другие мулы кричали от страха - погонщик обрезал постромки, и звери обежали нас по горе, отрезав путь наверх. Они бежали бы и дальше, но братец внизу орал от боли, и они метались, разрываясь между страхом и сочувствием. И в этом я их отлично понимала. Прижавшись спиной к скале, я боялась, что одуревшие животные столкнут нас одним движением морды, боялась, что мул упадет совсем, а потом, когда удалось его втянуть, что не встанет и погибнет прямо там, на тропе, и нам придется лезть через мертвого... И тоже разрывалась от жалости. И еще думала, что мой миф о мулах, уверенно лазящих по горам, рухнул, а значит, рассчитывать надо только на себя.
Все это длилось минут сорок. Бьющееся тело, крик погонщика, непонимание, нужно ли идти на помощь или лучше сидеть тихо-тихо, чтобы не пугать животных еще больше... И в конце концов погонщик сделал невероятное. Он вытащил этого несчастного. Он снял с него огромный груз и на весу переложил все на перепуганных мульих собратьев. Он криком и уговорами заставил искалеченное животное подняться - и вот они уже идут мимо нас. На муле какая-то вмятина, прямо как на автомобиле, и теперь мы боимся, что у него травма, несовместимая с жизнью, и что его убьют...
И вдруг оказалось, что вершина - вот она, в двух шагах. Напоследок ослы взяли верх над лошадьми, и мулы отказались нести груз, предпочтя остаться с нами. Насилу погонщик их забрал. А я впала в панику. Дело в том, что последние полчаса мы двигались в облаке. На горе уже ждали дождя, а у нас были билеты на поезд из Катерини, что за Литохоро, что за Прионией, и туда, как вы понимаете, нужно было еще добраться. А куда мы потом в облаке или ливне? Ни вверх, ни вниз. Или как этот мул - бррр! Но самое главное - только не смейтесь! Ладно, смейтесь. Самое главное, что в приюте ввиду засухи туалеты работали только ночью. И тут я представила себе, как мы полдня на голой скале...И тут дочь, окаменело сидевшая рядом в этом кричащем аду над пропастью, дочь, выслушавшая все мои возгласы - и про туалет тоже, дочь, тащившая на гору полтора веса наших пожитков, спокойно сказала: "Мы ведь уже на вершине. Я взошла на Олимп. Ты взошла на Олимп, понимаешь? Мы можем идти вниз".
Это было безумием, ведь мы видели, как выглядят люди, спускавшиеся уже после отдыха и ночлега. Но я поняла, что счастлива.
Сойдя с ледника, мы достали наконец огненную жидкость. И сделали по глотку. И потом дочь еще раза три поскользнулась на спуске - альпенштоки, альпенштоки! И мы совали носы в каждую трещину. И в водопаде подрались две собаки, до полусмерти перепугав итальянскую группу. И мы погладили по голове знакомую. И она пошла нас провожать и тоже совсем устала. И до пункта отдыха на середине дороги была вечность, а солнце шло к закату, а облако шло по пятам. И Олимп принял нас. И мы совсем-совсем не боялись...
Странно, я вообще не подумала, что он может упасть на людей.
Мы сидим, прилипнув спиной к острому валуну. Мы на леднике уже. Друзья мои, если уж вы собрались шастать по высохшему леднику, не повторяйте нашей ошибки. Возьмите с собой альпеншток или хотя бы крепкую палку, потому что ледник скользкий даже когда сухой, рюкзак тянет назад, дорожки может и не быть, а парить больше двух километров - красиво и увлекательно, но вы потом не сможете об этом никому рассказать.
С этими рассказами вообще интересно получилось. Одни писали, что подъем до вершины, где мы собирались заночевать, - пустяшный, сбегал и вернулся. Другие - что без подготовки лучше не надо. Третьи - что они поднялись, но пришлось стирать штанишки. Все они описывали совершенно разные, не похожие друг на друга дороги, а она там одна. И абсолютно все упоминали мулов, которые там единственное транспортное средство и разминуться с которыми - та еще радость.
Так вот. Опыт участников легкомысленного эксперимента показал, что, в зависимости от погодных условий, это действительно совершенно разные дороги. Во время нашего подъема жара стояла уже не одну неделю, водопады пересохли. Единственный уцелевший ниспадал прямо из подножия горы, образуя соблазнительно-голубое озерцо температурой минус стописят градусов - на ощупь, во всяком случае. Остальных не было, дороги превратились в пыль, пересохшие камни выкрашивались из-по ног с мерзким шуршанием, а мулье дерьмо... Извините. Понимаете, там действительно одна очень узкая дорожка по краю горы. И дожди смывают это естественное удобрение прямо в лес, радуя его обитателей деликатесными пищевыми добавками. А вот когда дождей нет... В общем, они ничего не смывают. С одной стороны, это очень мило, потому что на тропу собираются все мелкие лесовички, бабочки, птички - отведать, так сказать. С другой стороны - оводы и еще кто-то, норовящий вырвать натренированными на мулах зубами кусок вашего нежного тела и занести взамен инфекцию. И, конечно, густо настоянный на солнце, ни с чем не сравнимый аромат...
Сам путь тоже делится на три принципиально разных участка. И тут становится очень видно, кто его действительно видел, а кто, извините, лжет. Первый отрезок прелестен. Зелен, условно широк, многолюден и весел. Бодренькие поднимающиеся вкушают красоты, топают по широким укрепленным бревнами ступеням и верят, что так будет всегда. Счастливенькие спускающиеся провидят скорый кофе в ресторанчике с понтами и клянутся никогда больше. Встречавшие рассвет на промежуточных пунктах полны светлых впечатлений и ожидания завтрака. Мулы радостно какают и хотят водички. Их маленькие караваны - единственный транспорт здесь. Олимпийцам все равно. Эти сверхлюди, погруженные в свой мир ритма и дыхания, бегают по горе туда-сюда, роняя самооценку всех карабкающихся медленно и с отдыхом. И они, конечно, единственные не здороваются, им не до того. Это правило мне показали еще при подъеме на Крижевац в Боснии: все идущие в гору или с горы составляют единое сообщество. Здороваются, перекидываются словечком и передают друг другу немного сил и оптимизма. "Пацем!" - закричала когда-то пожилая итальянка, бодро скачущая с камня на камень Крижеваца, и я поняла, что буду жить. "Ясас!" - перекликаемся мы здесь, на Олимпе. Спускающихся больше: они ночевали в приюте на горе, где собираемся остановиться и мы. Оттуда на следующий день можно забраться на другую вершину, еще выше. А самого высокого пика нам не покорить никогда: это для профессионалов. И покорен он был совсем недавно: в 1913 году. По серым губам и крупным каплям пота на лицах спустившихся понимаю, что в описаниях легкой прогулки что-то не так. Да и спуск, кажется, тоже не так легок, как мы ожидали. Но из причин пока ясны только две: зной и полное отсутствие воздуха. Среди всех этих людей (безумные олимпийцы не в счет) только у двоих нет альпенштоков. Угадайте, у кого...
Идем не спеша, с остановками на редких крошечных лужайках. Нас обгоняют. Спортивные англоязычные парочки: шорты цвета хаки, панамы, крепкие руки и ноги, спокойные глаза. Эти вышли погулять и осмотреться, они пробудут здесь не один день. Твердо ступающие мужики. Эти живут где-то недалеко и в гору ходят, потому что она - Гора. Вместо легких и дорогих альпенштоков у них - крепкие струганые посохи. Взгляд - чуть хмурый, погруженный в себя. И эти тоже в нас не верят и немного беспокоятся. А мы уже поняли, что застревать на этой горе нельзя: на крутой и узкой тропе никто не сможет помочь. Втайне надеюсь, если что, попроситься на мула. Впрочем, и эти, хмурые, здороваются весело, будто говорят: "Ничего, ледиз, смелее!" Успеваем обмолвиться, кто откуда и зачем понаехал. За нами хвостом - русскоязычная пара. Он высок, напряженно-приветлив, с расстегнутой ширинкой. Она - в закатанных штанах, тихая, темные глаза глядят испуганно. Видно, что ей завидно: если бы не муж, она бы с радостью влилась в нашу спонтанную группку. Ей кажется, что все мы знакомы, вон как весело болтаем. Но муж занят собой, и она чувствует себя беззащитной. Периодически встречаясь на тропе, я все время буду слышать одно и то же: он ее учит и пилит, пилит и учит. Ее голоса мы, кажется, так и не слышали...
Нас обходят стайки подростков - девочки на ходу ухитряются кокетничать; обходят голые по пояс мужчины в пыльных носках - не буду подсказывать, на каком языке они говорят; обходят двое парней, тоже снявших футболки - сюрприз, эти говорят по-гречески. Шиплю вслед: "Что подумали бы ваши мамы... А что сказали бы ваши бабушки!" - и наживаю себе недоброжелателей. Один из парней тут же надевает футболку, другой удаляется с независимым видом, но потом при каждой встрече нервно одевается. Нечего, нечего. А подготовились они славно: к рюкзаку привязаны питы размером с колесо, пакеты с яблоками, сливами и алыми персиками... Кажется, кроме нас, только эти двое собираются обедать прямо на склоне.
А вот немцы. Их бледные лица сконцентрированы на серьезности проделываемой работы, и это не зря: подъем становится все труднее, а испарившиеся водопады обламывают последнюю надежду на воздух и прохладу. На крутых изгибах я немного нервничаю: пересохшая тропа прямо-таки вырывается из-под ног, стремится сбросить лишний груз. Вверх ничего, а спускаться действительно будет трудно.
Мы стараемся остаться одни, послушать гору. В тишине из зарослей сразу выглядывают аборигены. Птички-шарики садятся чуть не под ноги, заглядывают в глаза: Кто вы? Кто? Все разные, хорошенькие живые игрушки. Ящерицы топают, как лошади. Бабочки непринужденно поглощают мульи какашки. А в непроходимой чаще ворочается кто-то крупный, и мы ощущаем на себе его внимательный взгляд. Некоторое время этот кто-то с шумом и вздохами сопровождает нас, так и не показавшись на глаза. Вниз по склону с треском несется маленький олень...
Тропа все уже, с одной стороны - ничем не огражденная пропасть. Красивая, надо смотреть. И красота на каждом шагу новая. Лес сменяет сам себя, как в школьном учебнике: лиственные, хвойные... На одном из изгибов - раздолбаистого вида парень с хвостиком, убранным по новой моде в узел. И с девочкой годков трех, не больше. Отец вывел дочь встречать рассвет.
- На самый верх я, конечно, не поднимался, потому что у меня, сами понимаете, - вот...
Это "вот" мирно занимается своими делами прямо над обрывом. Заметив, что папа обратил на нее внимание, подходит и чинно берет его за ручку: идти дальше. Эта девочка растет здесь. Усилием воли проглатываю сердце обратно, на место. Сама я к краю пропасти не подходила бы, если бы было куда отойти.
Звон колокольчика. Степенный караван. Впереди, как фея по лужайке, шествует высокая женщина чуть ли не в длинном струящемся платье. Темные кудри свободно падают на плечи.Здоровается спокойно и с достоинством. Погонщик мулов при ней тоже очень солидный. Прямые спины, развернутые плечи. Чувствую себя мелкой, корявой, неуклюжей. А эти виду не подают - так, встреча на тропинке.
Посередине пути, чуть выше к вершине - отдых. Здесь есть источник, каменный стол, карта. "Мусор, пожалуйста, уносите с собой, убирать его здесь некому". Учитель привел на экскурсию стайку подростков. Даже отдыхая, они умудряются шалить. Но я сегодня, кажется, выполняю дисциплинирующую функцию. Уже подняла брови на встречных парней, один из которых разошелся на тему футбола и по этому поводу ругался просто непрерывно. Его спутникам неловко, девочки отстали, чтобы не слушать, а он никак не остановится. Пройдя несколько шагов, почувствовал-таки сверло в спине и притих. Девочки ожили и, кажется, были не прочь меня обнять. Эти тоже притихли. Самые ответственные мальчики уступили нам место. Греческие мальчики хорошо уступают место - сразу отходят, чтобы не пришлось чувствовать себя слабыми и благодарить. Обесцвеченный усталостью учитель тоже встает: пора идти. Впереди самое пекло.
- Ясас! - трое стройных мужчин уходят вверх. Они бодры, отлично снаряжены, они смеются и собираются выше. Успеваем наскоро состроить друг другу глазки. На ходу они ухитряются обсуждать что-то интересное. А нам уже не до разговоров, потому что началась другая часть пути.
Здесь деревья растут редко, но обрыв все равно зеленый от густых вершин прямых корабельных сосен. Под ногами - камни, ступать по ним жестко, и нужно внимательно смотреть, чтобы ничего никуда не укатилось вместе с нами. Следы ужасной бури: спустилась в долину, оставив за собой искалеченные, вырванные с корнем, выгнутые дугой скелеты деревьев. Здесь бродит большая собака. Питается туристами, наверное. Вид у нее хозяйский, и те, кто здесь не первый раз, ее знают, гладят по голове. Встречных почти нет, а тех, кто нас обогнал, теперь обгоняем мы: размеренный шаг приносит свои плоды. Вот совсем хмурая русскоязычная пара. Она так и не сказала ему про ширинку. Вот осунувшиеся немцы. Вот валяются, едят и разговаривают о чем-то тайном два одетых парня. А вот и трое альпинистов прислонились к камням. Мне немного тревожно: солнце перегрузило их сердца. Стреляем глазами - и они выпрямляются. Ах, эти игры на горе...
О, а эти движутся навстречу. Здесь, видимо, сходил ледник, и дорога приобрела ирреальный лунный вид. Высокие каменные осколки по краю, светлые, как из водопадов, в которых теперь одни только ящерицы. По одному из них мы немного прошли, это нетрудно. Если бы не было обрывов, можно было бы спуститься по руслу... Встречная группка приблизилась, и я не верю глазам. Две учительницы с добрыми измученными лицами ведут вниз группку малышей. Камни-ступени им почти по пояс. Детские рюкзачки навьючены на учительниц, и те делают вид, что им совсем-совсем не тяжело, хоть и не могут уже поднять руку, чтобы вытереть пот с лица. Маленькая девочка скользит, хлопается с камня на тропу и быстро кричит: "Все в порядке! Со мной все в порядке!.." Здесь уже почти не разминуться, идем друг за другом, обсуждаем мужественных учительниц и пытаемся дать дорогу олимпийцам, чтобы те, кажущиеся уже совсем невозможными топающими миражами, не останавливались, не срывали дыхания.
После двух километров высоты приходит боль. Это что-то новое для меня. Болит все тело, каждая мышца - наверное, от отсутствия кислорода. Не знаю, так ли здесь в менее засушливые дни. Обедаем, расстелив куртки на выступающих корнях. Это тоже новое: солнце жарит немыслимо, а ветер - резкий, ледяной. Но пока можно не одеваться, настоящий холод придет ночью. С горы слышится тихое "здравствуйте и приятного аппетита" по-русски. Две женщины в каких-то старых - где они их взяли? - вещах времен семидесятых, без оттенка усталости на покорных лицах ровно движутся вниз. За ними - сильно отставшая девочка лет девяти. Девочке страшно, но женщины ее не ждут. Только одна, наверное, мама, оборачивается, говорит спокойно: "Ну что ты? Уже скоро". Это неправда.
А на горе действительно страшно. Не знаю, почему. Страшно упасть в пропасть - кружится голова, а тропа почти исчезла. Страшно заблудиться - там, наверху, это возможно. Страшно, что сойдет лавина - маленькая такая лавинка, на одного человека. Страшно от сотни невидимых глаз, глядящих из чащи. Страшно... потому что это Олимп. Вот и все. Нас который раз за сегодня обгоняют наши альпинисты. Двое. Третий где-то отстал, а подождать его негде. Мужчины одобряют наш обед, думают, что и сами скоро поедят на вершине. А мы хвалим себя за конфеты: сахар помогает легче двигаться. Вот и третий альпинист. Теперь явно видно, что его сердце плохо справляется с нагрузкой. Догоняя своих, оборачивает к нам страдальческое лицо, комически вскидывает руки: "Why?!" Мы смеемся. Эти дойдут. Хотим, чтобы они дошли. И русские с расстегнутой ширинкой дойдут. Он сильный, а ей некуда деваться. А немцы, видимо, уже вернулись. Обгоняем очередной раз остановившихся перекусить раздетых-одетых парней. Они кричат: прямо нам под ноги летит яблоко - и улетает в пропасть. Сами его ловите. Видимо, у них порвался пакет. За спиной слышится упругое "шмяк!" - еще что-то упало. Это третья часть пути. Нас совсем мало здесь.
У самой вершины я пугаюсь: дороги нет, меток нет и сил больше нет. Что, если мы не туда идем? Мы на леднике, и вместо тропинки здесь - небольшие уступы, промоины. Тишина и пустота. Находим какие-то камни над пропастью, присаживаемся к ним спиной, осматриваемся. Колокольчик! Он то исчезает, то снова слышен. Сюда ли, мулы? К нам ли? И тут раздался вопль.
Мул упал на повороте и бился о вершины деревьев, пытаясь уцепиться за тропу, погонщик кричал, пытаясь его удержать, другие мулы кричали от страха - погонщик обрезал постромки, и звери обежали нас по горе, отрезав путь наверх. Они бежали бы и дальше, но братец внизу орал от боли, и они метались, разрываясь между страхом и сочувствием. И в этом я их отлично понимала. Прижавшись спиной к скале, я боялась, что одуревшие животные столкнут нас одним движением морды, боялась, что мул упадет совсем, а потом, когда удалось его втянуть, что не встанет и погибнет прямо там, на тропе, и нам придется лезть через мертвого... И тоже разрывалась от жалости. И еще думала, что мой миф о мулах, уверенно лазящих по горам, рухнул, а значит, рассчитывать надо только на себя.
Все это длилось минут сорок. Бьющееся тело, крик погонщика, непонимание, нужно ли идти на помощь или лучше сидеть тихо-тихо, чтобы не пугать животных еще больше... И в конце концов погонщик сделал невероятное. Он вытащил этого несчастного. Он снял с него огромный груз и на весу переложил все на перепуганных мульих собратьев. Он криком и уговорами заставил искалеченное животное подняться - и вот они уже идут мимо нас. На муле какая-то вмятина, прямо как на автомобиле, и теперь мы боимся, что у него травма, несовместимая с жизнью, и что его убьют...
И вдруг оказалось, что вершина - вот она, в двух шагах. Напоследок ослы взяли верх над лошадьми, и мулы отказались нести груз, предпочтя остаться с нами. Насилу погонщик их забрал. А я впала в панику. Дело в том, что последние полчаса мы двигались в облаке. На горе уже ждали дождя, а у нас были билеты на поезд из Катерини, что за Литохоро, что за Прионией, и туда, как вы понимаете, нужно было еще добраться. А куда мы потом в облаке или ливне? Ни вверх, ни вниз. Или как этот мул - бррр! Но самое главное - только не смейтесь! Ладно, смейтесь. Самое главное, что в приюте ввиду засухи туалеты работали только ночью. И тут я представила себе, как мы полдня на голой скале...И тут дочь, окаменело сидевшая рядом в этом кричащем аду над пропастью, дочь, выслушавшая все мои возгласы - и про туалет тоже, дочь, тащившая на гору полтора веса наших пожитков, спокойно сказала: "Мы ведь уже на вершине. Я взошла на Олимп. Ты взошла на Олимп, понимаешь? Мы можем идти вниз".
Это было безумием, ведь мы видели, как выглядят люди, спускавшиеся уже после отдыха и ночлега. Но я поняла, что счастлива.
Сойдя с ледника, мы достали наконец огненную жидкость. И сделали по глотку. И потом дочь еще раза три поскользнулась на спуске - альпенштоки, альпенштоки! И мы совали носы в каждую трещину. И в водопаде подрались две собаки, до полусмерти перепугав итальянскую группу. И мы погладили по голове знакомую. И она пошла нас провожать и тоже совсем устала. И до пункта отдыха на середине дороги была вечность, а солнце шло к закату, а облако шло по пятам. И Олимп принял нас. И мы совсем-совсем не боялись...
Комментариев нет:
Отправить комментарий