Человек создан для полета. То ли гены птиц в нем атрофировались не до конца, то ли что иное, но вся история человечества пронизана стремлением в небо - в небо - в небо... И из салонов самолетов, где возможность увидеть небо и землю такая же, как у кукурузного зернышка в кочане, мы снова и снова рвемся на открытое пространство: к парашютам, дельтапланам, воздушным шарам... Лично я всю жизнь мечтала полетать на шаре, лучше на спортивном.
Что задумаешь - сбудется, особенно если это настоящая мечта.
И вот на станции метро Житомирская нас уже дожидается красная Хонда, чтобы отвезти в Макаровский район, откуда мы всей семьей и взлетим над закатом. Летом можно летать только утром и вечером. Днем Земля отдает Солнцу его же тепло, устремляя вверх восходящие потоки воздуха, шар лишается своего веса и становится неуправляемым.
Каких-то тридцать километров от Киева - и совсем другой мир. Некошеная трава по пояс. Сельсовет с чахлыми аленькими цветочками. А рядом - симпатично-скромное здание Киевского Воздухоплавательного Общества. Во дворе нас встречают уверенные и спокойные люди. Они здесь хозяева. А мы? Мы действительно гости. Нам здесь рады. Могут напоить в буфетике кофе и накормить омлетом из перепелиных яиц. Суем нос куда надо, а особенно куда не надо. С нами на внедорожнике приехали шар и плетеная корзина с горелками. Совсем маленькая корзиночка. Мне становится чуть не по себе. Болтаем с местной ласковой собакой. Очень умная Белка пришла сюда из села, прижилась и теперь бегает-хлопочет изо всех сил, временами валясь в изнеможении на дорожку.
Шаров два, а экипажей - три. Это потому что наш запланированный на среду полет из-за погоды перенесся на пятницу. В грозу и сильный ветер летать нельзя. Как сказала моя подруга: и правильно, а то была бы ты попкорном. Теперь придется подождать, пока летают другие, но нас это не раздражает: интересно смотреть. Шар надувают прямо на поле, один человек держит его за фал, чтобы лежал спокойно и дышал ровно. Сначала нагнетают воздух, потом пускают пропан-бутан из горелки. Получается обратная съемка: огнедышащая пасть будущего шара вдыхает огонь, вместо того чтобы извергать. Мало-помалу оболочка, снятая с дохлого кита, превращается в настоящий монгольфьер, покидает свое травяное ложе. Какой огромный! А второй - еще больше. У него два клапана, потому что он не просто шар, а сердце. На таком признаются в любви, делают предложение. Если честно, он мне не нравится, но ведь я люблю спорт, а не романтику. Вот на нашем, говорят, спортивная гондола. Я горжусь, можно подумать, что разбираюсь.
Шары в воздух, а мы - в машину, гоняться за ними по земле. Если бы летели первыми, ничего этого не увидели бы. Летательные средства сопровождаются оффроудерами, это условие безопасности, да и комфорта пассажиров. И пока влекомое ветрами разноцветное пятнышко безмятежно парит в небесах, на земле кипит работа: водитель определяет правильную трассу, несется по ней сломя голову, тормозит и снова срывается с места. У пилота с водителем - мобильная связь. Алое сердце на высоте кажется надувным шариком из подземного перехода. Глаза невольно ищут воткнутый в него стерженек.
Чужой час пролетает незаметно, и вот уже мы спешим по стерне на смену накатавшейся парочке. Пилот руководит посадкой: если предыдущие пассажиры, не дожидаясь нас, выскочат из корзины, он взмоет в воздух на сотню метров! Наконец, уселись, точнее, стали вплотную к бортам. Места едва-едва хватает на нас четверых и баллоны с газом. Над головами - горелка, каждый выдох которой заставляет нас легонько приседать и жмуриться. Да, здесь не замерзнешь, жар сверху еще тот. Горелка высоко, но я все же радуюсь, что убрала волосы в хвостик.
Пара огневых вспышек - и мы несемся в небо. Моментально закладывает уши. Выше, выше, в десять раз выше ласточек, мне немного страшно. Смотрю в небо, от вида падающей земли сразу укачивает. Кажется, я никогда не освоюсь на этой высоте, думаю я - и тут же осваиваюсь. Где найти слова, чтобы описать полет? Их нет. Пилот выглядит почти безразличным. Спрашиваю, неужели к этому можно привыкнуть? Его лицо проясняется: каждый полет разный и ни один не похож на другой. Он тоже не может объяснить, но, кажется, я понимаю.
Спускаемся пониже, скользим над лесом. Становится понятен смысл слова "воздухоплавание". Воздух - прозрачное море. Гондола, подобно кораблю, отбрасывает тень на дно. Очень трудно убедить себя, что шагнув за борт, не поплывешь - упадешь с немыслимой высоты. Внизу скользят деревья, озерца с прозрачной водой. Притихнув, свисаем с бортов. Нам сказали, что самое интересное - это взлет и посадка. Неправда, самое чудо - это полет. Понимаю, что здесь я готова провести остаток жизни. Люто завидую коллеге нашего пилота, поставившему рекорд - восьмичасовой перелет из Каменца в Харьковскую область. Чувство справедливости шепчет в ухо: тебе легко, ты пассажирка. Оказывается, человек создан для полета...
Время проходит слишком быстро, невыносимо быстро. И солнце, жмурившееся над горизонтом, давно скрылось с глаз тех, кто остался на земле. Пилот предупреждает, что при посадке нужно держаться и слегка согнуть колени. В такой теснотище это сложно. Мне снова не по себе, но гондола скользит по луговым цветам, словно по шелковой простыне, и с шелковым же шорохом они распрямляются за нами. Легкий толчок - здравствуй, Земля. Ждем машину, кормим комариков. Приходим в неописуемый восторг от разрешения нажать на клапан горелки. Кажется, я изрядно поглупела за время полета, ни одной мысли в голове. Так будет всегда, - говорят цветы. - Оставайтесь! - радуются комары, созывая к столу друзей. Нет, милые, вы уж как-то сами, а за нами приехала машина. Но и пока идет погрузка шара, мы стоим тихо, стараясь не потревожить поселившийся в нас мир.
А на базе - приятная суета. Хриплые звуки горна. Выстраиваемся в ряд. Мы теперь воздухоплаватели, нас будут посвящать. После короткого рассказа о братьях Монгольфье нам велено опуститься на колени на разостланные шкуры. В память о посвящении каждому поджигают клочок волос и гасят по-благородному - шампанским. Некогда Людовик Шестнадцатый подписал указ, согласно которому в воздух могут подниматься только титулованные особы, и указ этот до сих пор не отменен. И вот теперь нам выдают почти настоящие дворянские грамоты с правом владения всем, над чем мы пролетали, но только когда мы находимся в воздухе. Титулы - все разные - придумывали пилоты, с которыми мы летали. Я стала баронессой Берёзовской, в Небесах Предзакатных Парящей. Так теперь можно и обращаться, не стесняйтесь, пожалуйста. Торжественный момент сопровождается вполне искренним "Гип-гип, ура!" устроителей. Но и это не все. Бокалы наполняются шампанским, члены клуба просят делиться впечатлениями. Я не могу толком ничего сказать. Я все еще там, в Предзакатных Небесах.
Машина отвозит нас в город, а кусочек сердца остается здесь. Как хорошо, что оно такое большое - сердце. Как хорошо, что оно создано для полета...
Что задумаешь - сбудется, особенно если это настоящая мечта.
И вот на станции метро Житомирская нас уже дожидается красная Хонда, чтобы отвезти в Макаровский район, откуда мы всей семьей и взлетим над закатом. Летом можно летать только утром и вечером. Днем Земля отдает Солнцу его же тепло, устремляя вверх восходящие потоки воздуха, шар лишается своего веса и становится неуправляемым.
Каких-то тридцать километров от Киева - и совсем другой мир. Некошеная трава по пояс. Сельсовет с чахлыми аленькими цветочками. А рядом - симпатично-скромное здание Киевского Воздухоплавательного Общества. Во дворе нас встречают уверенные и спокойные люди. Они здесь хозяева. А мы? Мы действительно гости. Нам здесь рады. Могут напоить в буфетике кофе и накормить омлетом из перепелиных яиц. Суем нос куда надо, а особенно куда не надо. С нами на внедорожнике приехали шар и плетеная корзина с горелками. Совсем маленькая корзиночка. Мне становится чуть не по себе. Болтаем с местной ласковой собакой. Очень умная Белка пришла сюда из села, прижилась и теперь бегает-хлопочет изо всех сил, временами валясь в изнеможении на дорожку.
Шаров два, а экипажей - три. Это потому что наш запланированный на среду полет из-за погоды перенесся на пятницу. В грозу и сильный ветер летать нельзя. Как сказала моя подруга: и правильно, а то была бы ты попкорном. Теперь придется подождать, пока летают другие, но нас это не раздражает: интересно смотреть. Шар надувают прямо на поле, один человек держит его за фал, чтобы лежал спокойно и дышал ровно. Сначала нагнетают воздух, потом пускают пропан-бутан из горелки. Получается обратная съемка: огнедышащая пасть будущего шара вдыхает огонь, вместо того чтобы извергать. Мало-помалу оболочка, снятая с дохлого кита, превращается в настоящий монгольфьер, покидает свое травяное ложе. Какой огромный! А второй - еще больше. У него два клапана, потому что он не просто шар, а сердце. На таком признаются в любви, делают предложение. Если честно, он мне не нравится, но ведь я люблю спорт, а не романтику. Вот на нашем, говорят, спортивная гондола. Я горжусь, можно подумать, что разбираюсь.
Шары в воздух, а мы - в машину, гоняться за ними по земле. Если бы летели первыми, ничего этого не увидели бы. Летательные средства сопровождаются оффроудерами, это условие безопасности, да и комфорта пассажиров. И пока влекомое ветрами разноцветное пятнышко безмятежно парит в небесах, на земле кипит работа: водитель определяет правильную трассу, несется по ней сломя голову, тормозит и снова срывается с места. У пилота с водителем - мобильная связь. Алое сердце на высоте кажется надувным шариком из подземного перехода. Глаза невольно ищут воткнутый в него стерженек.
Чужой час пролетает незаметно, и вот уже мы спешим по стерне на смену накатавшейся парочке. Пилот руководит посадкой: если предыдущие пассажиры, не дожидаясь нас, выскочат из корзины, он взмоет в воздух на сотню метров! Наконец, уселись, точнее, стали вплотную к бортам. Места едва-едва хватает на нас четверых и баллоны с газом. Над головами - горелка, каждый выдох которой заставляет нас легонько приседать и жмуриться. Да, здесь не замерзнешь, жар сверху еще тот. Горелка высоко, но я все же радуюсь, что убрала волосы в хвостик.
Пара огневых вспышек - и мы несемся в небо. Моментально закладывает уши. Выше, выше, в десять раз выше ласточек, мне немного страшно. Смотрю в небо, от вида падающей земли сразу укачивает. Кажется, я никогда не освоюсь на этой высоте, думаю я - и тут же осваиваюсь. Где найти слова, чтобы описать полет? Их нет. Пилот выглядит почти безразличным. Спрашиваю, неужели к этому можно привыкнуть? Его лицо проясняется: каждый полет разный и ни один не похож на другой. Он тоже не может объяснить, но, кажется, я понимаю.
Спускаемся пониже, скользим над лесом. Становится понятен смысл слова "воздухоплавание". Воздух - прозрачное море. Гондола, подобно кораблю, отбрасывает тень на дно. Очень трудно убедить себя, что шагнув за борт, не поплывешь - упадешь с немыслимой высоты. Внизу скользят деревья, озерца с прозрачной водой. Притихнув, свисаем с бортов. Нам сказали, что самое интересное - это взлет и посадка. Неправда, самое чудо - это полет. Понимаю, что здесь я готова провести остаток жизни. Люто завидую коллеге нашего пилота, поставившему рекорд - восьмичасовой перелет из Каменца в Харьковскую область. Чувство справедливости шепчет в ухо: тебе легко, ты пассажирка. Оказывается, человек создан для полета...
Время проходит слишком быстро, невыносимо быстро. И солнце, жмурившееся над горизонтом, давно скрылось с глаз тех, кто остался на земле. Пилот предупреждает, что при посадке нужно держаться и слегка согнуть колени. В такой теснотище это сложно. Мне снова не по себе, но гондола скользит по луговым цветам, словно по шелковой простыне, и с шелковым же шорохом они распрямляются за нами. Легкий толчок - здравствуй, Земля. Ждем машину, кормим комариков. Приходим в неописуемый восторг от разрешения нажать на клапан горелки. Кажется, я изрядно поглупела за время полета, ни одной мысли в голове. Так будет всегда, - говорят цветы. - Оставайтесь! - радуются комары, созывая к столу друзей. Нет, милые, вы уж как-то сами, а за нами приехала машина. Но и пока идет погрузка шара, мы стоим тихо, стараясь не потревожить поселившийся в нас мир.
А на базе - приятная суета. Хриплые звуки горна. Выстраиваемся в ряд. Мы теперь воздухоплаватели, нас будут посвящать. После короткого рассказа о братьях Монгольфье нам велено опуститься на колени на разостланные шкуры. В память о посвящении каждому поджигают клочок волос и гасят по-благородному - шампанским. Некогда Людовик Шестнадцатый подписал указ, согласно которому в воздух могут подниматься только титулованные особы, и указ этот до сих пор не отменен. И вот теперь нам выдают почти настоящие дворянские грамоты с правом владения всем, над чем мы пролетали, но только когда мы находимся в воздухе. Титулы - все разные - придумывали пилоты, с которыми мы летали. Я стала баронессой Берёзовской, в Небесах Предзакатных Парящей. Так теперь можно и обращаться, не стесняйтесь, пожалуйста. Торжественный момент сопровождается вполне искренним "Гип-гип, ура!" устроителей. Но и это не все. Бокалы наполняются шампанским, члены клуба просят делиться впечатлениями. Я не могу толком ничего сказать. Я все еще там, в Предзакатных Небесах.
Машина отвозит нас в город, а кусочек сердца остается здесь. Как хорошо, что оно такое большое - сердце. Как хорошо, что оно создано для полета...
Комментариев нет:
Отправить комментарий