Главное в чардаше - развевающиеся ленты. И алая юбка на белоснежном накрахмаленном подъюбнике. И алые же сапожки, мягкие, на плоской подошве. Вот сапожек-то у меня и не было. Были обычные туфли на ремешке.
Мы вылетали над сцену в безумном вихре, пара за парой, и каждый раз я боялась, что сцена прервется прямо у нас под ногами, и мы полетим вниз, на опрокинутые пятна зрительских лиц. Еще и мальчик у меня в паре был сильный, как конь, и такой же резвый. Тогда-то я и поняла, что от девочки в танце не зависит ничего, главное, чтобы был сильный партнер, чтобы довериться ему бездумно и безоглядно.
На просцениуме железная рука мальчика отпускала мой пояс, мы разлетались, чтобы, промчавшись полукруг, встретиться в ее глубине, и я каждый раз испытывала секундный ужас, оставшись одна, без опоры. А в жизни ему доверять было нельзя. То портфель отберет, то за косу дернет.
Мы неслись, сияя улыбками, встречались, сцепляли руки и раскручивали друг друга изо всех сил. И еще круг, цветастыми парами, ленты застывают в воздухе горизонтально, белые коленки отбрасывают юбку. Эх, мне бы еще алые сапожки! Мальчишки были одеты скромнее: белые просторные рубашки и темно-серые брюки, не на что смотреть.
Потом мы становились в третью позицию, делали кокетливый вид, мальчишки выкидывали штуки, а нам можно было немного отдохнуть. Мой партнер был самым сильным, самым ловким, и я всякий раз удивлялась, почему он не протестует против пары со мной, слишком мелкой, с коротким шагом, что в чардаше - помеха.
А потом, подбоченясь, фоном становились мальчишки, а мы вытанцовывали нечто плавное, грациозное, ручки то вверх, то подбирают подол юбки, носочек оттянут... Я не видела в этом никакого смысла, но отвертеться не удавалось.
Зато в конце начиналось самое мое любимое: правая рука откинута вверх и в сторону, левая, прямая, охватывает, не охватывая, плечо партнера, его прямая рука пересекает талию, и снова вихрь, и самое трудное - не разорвать пару. Мы сшибались, как в бою, жестко ударяясь о руки друг друга, чтобы устоять в стремительном движении, не дать центробежной силе разбросать нас в разные стороны. Глаза в глаза, головы откинуты, подбородки вперед. Мой партнер, проказник и озорник, танцевал с таким серьезным видом, как будто от этого зависит его жизнь. Я улыбалась, как положено, и сердилась, что он такой угрюмый. И училка на репетициях ругала его за это, портя красоту момента.
Прекрасный миг проходил слишком быстро - и вот, сцепив руки "баранкой", мы уже утанцовываем за кулисы - сколько там того выступления. Умная училка ставила его почти за пределами возможностей под Пятый Венгерский танец Брамса. Три с половиной минуты, но как же я их любила! До сих пор, стоит знакомым скрипкам начать свое грозное вступление, я вижу алую юбку, белые ленты и темный край сцены, за которым - ничто. Ах, мне бы еще алые сапожки! А мальчик, с которым я танцевала, погиб в Афгане.
Мы вылетали над сцену в безумном вихре, пара за парой, и каждый раз я боялась, что сцена прервется прямо у нас под ногами, и мы полетим вниз, на опрокинутые пятна зрительских лиц. Еще и мальчик у меня в паре был сильный, как конь, и такой же резвый. Тогда-то я и поняла, что от девочки в танце не зависит ничего, главное, чтобы был сильный партнер, чтобы довериться ему бездумно и безоглядно.
На просцениуме железная рука мальчика отпускала мой пояс, мы разлетались, чтобы, промчавшись полукруг, встретиться в ее глубине, и я каждый раз испытывала секундный ужас, оставшись одна, без опоры. А в жизни ему доверять было нельзя. То портфель отберет, то за косу дернет.
Мы неслись, сияя улыбками, встречались, сцепляли руки и раскручивали друг друга изо всех сил. И еще круг, цветастыми парами, ленты застывают в воздухе горизонтально, белые коленки отбрасывают юбку. Эх, мне бы еще алые сапожки! Мальчишки были одеты скромнее: белые просторные рубашки и темно-серые брюки, не на что смотреть.
Потом мы становились в третью позицию, делали кокетливый вид, мальчишки выкидывали штуки, а нам можно было немного отдохнуть. Мой партнер был самым сильным, самым ловким, и я всякий раз удивлялась, почему он не протестует против пары со мной, слишком мелкой, с коротким шагом, что в чардаше - помеха.
А потом, подбоченясь, фоном становились мальчишки, а мы вытанцовывали нечто плавное, грациозное, ручки то вверх, то подбирают подол юбки, носочек оттянут... Я не видела в этом никакого смысла, но отвертеться не удавалось.
Зато в конце начиналось самое мое любимое: правая рука откинута вверх и в сторону, левая, прямая, охватывает, не охватывая, плечо партнера, его прямая рука пересекает талию, и снова вихрь, и самое трудное - не разорвать пару. Мы сшибались, как в бою, жестко ударяясь о руки друг друга, чтобы устоять в стремительном движении, не дать центробежной силе разбросать нас в разные стороны. Глаза в глаза, головы откинуты, подбородки вперед. Мой партнер, проказник и озорник, танцевал с таким серьезным видом, как будто от этого зависит его жизнь. Я улыбалась, как положено, и сердилась, что он такой угрюмый. И училка на репетициях ругала его за это, портя красоту момента.
Прекрасный миг проходил слишком быстро - и вот, сцепив руки "баранкой", мы уже утанцовываем за кулисы - сколько там того выступления. Умная училка ставила его почти за пределами возможностей под Пятый Венгерский танец Брамса. Три с половиной минуты, но как же я их любила! До сих пор, стоит знакомым скрипкам начать свое грозное вступление, я вижу алую юбку, белые ленты и темный край сцены, за которым - ничто. Ах, мне бы еще алые сапожки! А мальчик, с которым я танцевала, погиб в Афгане.
Комментариев нет:
Отправить комментарий