Королевская площадь сама не хочет, чтобы мы по ней гуляли, честное слово! И дело не в давке, к которой мы начинаем привыкать, а в куче лавочек с разнообразными съестными припасами. Все четкие установки на тему грязи, пыли и ста тысяч неизлечимых болезней тают, когда с разных сторон едят всякую привлекательную уличную гадость, названий которой мы не знаем. Каковы, например, вон те пончики, как круглые мячики? А эти пирожные с кремом? А вон те аналоги кебабов? Ой, через площадь бежит мальчишка с шестом, к верхнему концу которого привязаны розовые облака сахарной ваты! Дома мы привыкли доверять уличной еде, и инстинкты устраивают настоящий бунт, надо себя спасать!
Еще во время первого обеда на крыше мы заприметили другую, там китайский ресторан. А мы хотим попробовать мо-мо - непальские пельмени с разными начинками. Их лепят руками, разной формы, красоты немыслимой, а потом варят на пару или жарят в кипящем масле. Изнемогая, ищем выход на крышу - нет его. Оказывается, это ресторан при гостинице для китайцев. Лифт, конечно, не работает, девушка на ресепшене неприветлива. Ползем вверх по лестнице.
К этому мы, все-таки, еще не привыкли: большие центральные гостиницы намного дешевле, чем окраинные - из-за воздуха и шума. Номера массивного солидного отеля оказываются совсем бедными, мы видим их во время уборки. Света нет, везде темно. Уборщик прокатывает тележку с несвежим бельем. Зато пролеты центральной лестницы огорожены прозрачными стеклами, а рядом - мягкие диваны и пепельницы. Двери некоторых номеров приоткрываются. Из щели всякий раз смотрит внимательный недобрый глаз. Почему-то только мужчины. И вид некоторых из них навевает мысли о криминале. Мы более-менее спокойны: китайцы чаще всего совершают преступления в своей расовой среде. Скорее всего, они просто не хотят чтобы кто-то лез в их дела. Запах немытых тел, сырости и чего-то особого, очень для наших носов неприятного - как тухлятина. Но это не гниющий мусор.
Как всегда, внешний вид обещал гораздо больше, чем оказалось в реальности. Ресторан пыльный, из единственного крана в жестяную раковину течет тонкая струйка воды - и на том спасибо. Повара в шоке, что мы хотим остаться. Может, женщинам это и не совсем прилично? Делаем вид, что ничего не происходит. Выбираем столик - официант смахивает пыль. Иду в туалет. Вообще не замечаю, что посмотреть на этот нехитрый поход собирается весь свободный персонал и часть постояльцев. По-моему, их умиляет, что меня ничего не удивляет, что я даже мою руки под общим краном. Похоже, тут уже кто-то предъявлял свои требования, иначе - с чего бы?
Официант приносит не идеально вымытые, изящно обернутые разноцветными резными салфетками стаканы с кипяченой водой. В один тут же падает мошка. Незаметно делим между собой содержимое другого. Авось да пронесет. То есть не то, что вы подумали, а... Ну, вы поняли. Заказываю жареные мо-мо с буйволятиной и картошкой с сыром и зеленью. Дочка просит паровые из соображений полезности. Ох, напрасно она это, у паровых температура ниже.
Кухонные столы - тут же, посередине зала. Повар очень старается блюсти наши интересы. Он перестает ковырять в ухе, моет руки, трет сыр, мнет руками мою картошку. Спокойно, он их вымыл. И вообще, славный старательный человек. Нарезает огурец и морковь. Движется вразвалочку, пританцовывая под музыку. Раскладывает нарезанный огурец, задумывается, вытаскивает из тарелки пальцами огуречную попку и подъедает ее сам, чтобы не давать нам некрасивый кусочек. Недотертый огрызок сыра отправляется туда же, в рот. Овощи он чистил для нас новые, чтобы посвежее. Котлы кипят, мо-мо уложены на сетки. Еще минут десять - их вот их поднимают, в облаках пара они выглядят почти мистически. Все так же неторопливо повар по одной укладывает пальцами белоснежные паровые пельмени на блюдо и прихлопывает ладошкой - для идеальности картины. Это хорошо, что дочь сидит спиной к кухне.
И вот, наконец, их приносят. Дымящиеся. Нежные. Вместо обычного пельменного шовчика - узор, как веточка с листьями. Делимся своими огромными порциями. Выключаем гигиенические соображения. Бедные буйволы, я влюбляюсь в них с первого укуса. А картошка с сыром... Это нечто непередаваемое. Макаем пельмени в плошечки с соусами, мычим и обжигаемся. Уже весь персонал на крыше, смотрит, как нам вкусно. Отбросив опасения, поглощаем огурцы с морковкой - здесь это все немного другое. Огурцы - большие, как кабачки, суховатые, крепкие, с очень нежным вкусом. А морковка - сладкая и без привычного резковатого оттенка. Авось водка убьет все возможные инфекции, нельзя же жить в барокамере. Чай с пряностями забирает остатки усталости. Сколько я ни делала его дома - похож, но не такой. Вода другая. Повар уже отошел от важности исполняемой миссии - ерошит густые волосы, чешет в ухе и вытирает руки о пятнистый фартук.
Благодарим повара. Благодарим официанта. Благодарим провожавшего нас портье. Раскланиваемся с уже знакомым уборщиком. Дружески прощаемся с ресепшенисткой. Полные сил и восторга от собственной светскости возвращаемся на Дурбар. Какая, право, ерунда эти ваши пончики с сахарной ватой! Хохоча, рассказываю дочери, как повар прихлопывал ладошкой ее пельмени. Официант в это время стоял рядом, давал советы, чтобы было совсем красиво.
Что-то произошло, пока мы гуляли по улицам. Что-то изменилось, и это необратимо.
- Эй, я вас знаю! - кричит какой-то человек. Да это же он сказала нам в первый день: "Это Кат-ман-ду!" Теперь мы не хмуримся - смеемся. Причудливо одетый нищий старик что-то говорит, я показываю, что подаяния не будет, и с ужасом понимаю, что сделала ошибку. Это же с ним дочка фотографировалась пару дней назад. Счастье, что он не сердится, а дочь здоровается с ним очень вежливо. Простите, люди, я и соседей своих вечно не узнаю! Узнают нас и женщины у храма Кумари, улыбаются, кивают. Мальчишка у крысиного святилища показывает нам, что зверей сейчас не видно, но они там.
От центрального храма слышится зов. Некто в духовной одежде - может, и проходимец, предлагает туристам нарисовать метки на лбу. Я не очень одобряю игру с чужими обрядами, но он почти настаивает, у него своя правота: стоящая перед ним явно незамужняя девушка хороша собой, нежна, но без алой точки между бровями не может считаться красивой.
Нет, он не проходимец. Посыпает голову дочери лепестками цветов, наматывает на руку оранжевую нить от сглаза и все время молится, строго, деловито, отчетливо. И это все не игра. Мы стали частью города, и город берет нас под свою защиту. Действительно, уважение со стороны встречных мужчин резко возрастает. Теперь на мою дочь смотрят как на красивую невесту. Не продать ли ее, все-таки, раз такое дело? Дочь почему-то против.
Еще во время первого обеда на крыше мы заприметили другую, там китайский ресторан. А мы хотим попробовать мо-мо - непальские пельмени с разными начинками. Их лепят руками, разной формы, красоты немыслимой, а потом варят на пару или жарят в кипящем масле. Изнемогая, ищем выход на крышу - нет его. Оказывается, это ресторан при гостинице для китайцев. Лифт, конечно, не работает, девушка на ресепшене неприветлива. Ползем вверх по лестнице.
К этому мы, все-таки, еще не привыкли: большие центральные гостиницы намного дешевле, чем окраинные - из-за воздуха и шума. Номера массивного солидного отеля оказываются совсем бедными, мы видим их во время уборки. Света нет, везде темно. Уборщик прокатывает тележку с несвежим бельем. Зато пролеты центральной лестницы огорожены прозрачными стеклами, а рядом - мягкие диваны и пепельницы. Двери некоторых номеров приоткрываются. Из щели всякий раз смотрит внимательный недобрый глаз. Почему-то только мужчины. И вид некоторых из них навевает мысли о криминале. Мы более-менее спокойны: китайцы чаще всего совершают преступления в своей расовой среде. Скорее всего, они просто не хотят чтобы кто-то лез в их дела. Запах немытых тел, сырости и чего-то особого, очень для наших носов неприятного - как тухлятина. Но это не гниющий мусор.
Как всегда, внешний вид обещал гораздо больше, чем оказалось в реальности. Ресторан пыльный, из единственного крана в жестяную раковину течет тонкая струйка воды - и на том спасибо. Повара в шоке, что мы хотим остаться. Может, женщинам это и не совсем прилично? Делаем вид, что ничего не происходит. Выбираем столик - официант смахивает пыль. Иду в туалет. Вообще не замечаю, что посмотреть на этот нехитрый поход собирается весь свободный персонал и часть постояльцев. По-моему, их умиляет, что меня ничего не удивляет, что я даже мою руки под общим краном. Похоже, тут уже кто-то предъявлял свои требования, иначе - с чего бы?
Официант приносит не идеально вымытые, изящно обернутые разноцветными резными салфетками стаканы с кипяченой водой. В один тут же падает мошка. Незаметно делим между собой содержимое другого. Авось да пронесет. То есть не то, что вы подумали, а... Ну, вы поняли. Заказываю жареные мо-мо с буйволятиной и картошкой с сыром и зеленью. Дочка просит паровые из соображений полезности. Ох, напрасно она это, у паровых температура ниже.
Кухонные столы - тут же, посередине зала. Повар очень старается блюсти наши интересы. Он перестает ковырять в ухе, моет руки, трет сыр, мнет руками мою картошку. Спокойно, он их вымыл. И вообще, славный старательный человек. Нарезает огурец и морковь. Движется вразвалочку, пританцовывая под музыку. Раскладывает нарезанный огурец, задумывается, вытаскивает из тарелки пальцами огуречную попку и подъедает ее сам, чтобы не давать нам некрасивый кусочек. Недотертый огрызок сыра отправляется туда же, в рот. Овощи он чистил для нас новые, чтобы посвежее. Котлы кипят, мо-мо уложены на сетки. Еще минут десять - их вот их поднимают, в облаках пара они выглядят почти мистически. Все так же неторопливо повар по одной укладывает пальцами белоснежные паровые пельмени на блюдо и прихлопывает ладошкой - для идеальности картины. Это хорошо, что дочь сидит спиной к кухне.
И вот, наконец, их приносят. Дымящиеся. Нежные. Вместо обычного пельменного шовчика - узор, как веточка с листьями. Делимся своими огромными порциями. Выключаем гигиенические соображения. Бедные буйволы, я влюбляюсь в них с первого укуса. А картошка с сыром... Это нечто непередаваемое. Макаем пельмени в плошечки с соусами, мычим и обжигаемся. Уже весь персонал на крыше, смотрит, как нам вкусно. Отбросив опасения, поглощаем огурцы с морковкой - здесь это все немного другое. Огурцы - большие, как кабачки, суховатые, крепкие, с очень нежным вкусом. А морковка - сладкая и без привычного резковатого оттенка. Авось водка убьет все возможные инфекции, нельзя же жить в барокамере. Чай с пряностями забирает остатки усталости. Сколько я ни делала его дома - похож, но не такой. Вода другая. Повар уже отошел от важности исполняемой миссии - ерошит густые волосы, чешет в ухе и вытирает руки о пятнистый фартук.
Благодарим повара. Благодарим официанта. Благодарим провожавшего нас портье. Раскланиваемся с уже знакомым уборщиком. Дружески прощаемся с ресепшенисткой. Полные сил и восторга от собственной светскости возвращаемся на Дурбар. Какая, право, ерунда эти ваши пончики с сахарной ватой! Хохоча, рассказываю дочери, как повар прихлопывал ладошкой ее пельмени. Официант в это время стоял рядом, давал советы, чтобы было совсем красиво.
Что-то произошло, пока мы гуляли по улицам. Что-то изменилось, и это необратимо.
- Эй, я вас знаю! - кричит какой-то человек. Да это же он сказала нам в первый день: "Это Кат-ман-ду!" Теперь мы не хмуримся - смеемся. Причудливо одетый нищий старик что-то говорит, я показываю, что подаяния не будет, и с ужасом понимаю, что сделала ошибку. Это же с ним дочка фотографировалась пару дней назад. Счастье, что он не сердится, а дочь здоровается с ним очень вежливо. Простите, люди, я и соседей своих вечно не узнаю! Узнают нас и женщины у храма Кумари, улыбаются, кивают. Мальчишка у крысиного святилища показывает нам, что зверей сейчас не видно, но они там.
От центрального храма слышится зов. Некто в духовной одежде - может, и проходимец, предлагает туристам нарисовать метки на лбу. Я не очень одобряю игру с чужими обрядами, но он почти настаивает, у него своя правота: стоящая перед ним явно незамужняя девушка хороша собой, нежна, но без алой точки между бровями не может считаться красивой.
Нет, он не проходимец. Посыпает голову дочери лепестками цветов, наматывает на руку оранжевую нить от сглаза и все время молится, строго, деловито, отчетливо. И это все не игра. Мы стали частью города, и город берет нас под свою защиту. Действительно, уважение со стороны встречных мужчин резко возрастает. Теперь на мою дочь смотрят как на красивую невесту. Не продать ли ее, все-таки, раз такое дело? Дочь почему-то против.
Комментариев нет:
Отправить комментарий