Роли, которые нас выбирают. Эсфирь

Стоит прикоснуться к сцене, и немедленно перестаешь понимать, где верх, где низ, кто жив, кто нереален и кто кого выбирает: мы свои роли или они - нас.
Был в моей жизни момент, когда меня пригласили поставить спектакль про царицу Эсфирь. Я не знала, что подразумевался серьезный социальный резонанс, и восприняла все очень легкомысленно. Закончилось тем, что я же ее и играла.

Времени было предостаточно, мы репетировали, шло нелегко, но в целом нормально. Из репетиций помню только один момент, когда кто-то сунулся ко мне прямо на сцене с советом и я, уже в роли, так рявкнула, что перепугала очень корректную и сдержанную жену английского посла. В эту минуту я поняла, что роль стала моей.
Для такого случая я перестала стричься. К моменту премьеры у меня отросли длинные пышные волосы, я покрасила их в рыжий цвет. Нашли роскошные громоздкие украшения, а под главную сцену, где Эсфирь идет сдаваться, одна из членов труппы раздобыла мне дивной красоты черную шаль. Это была ключевая сцена: я, вся такая красивая кошка, сижу, служанки меня заплетают и наряжают, а я сама не своя после разговора с Мордехаем. И дело не в том, что я верю его словам, а в том, что если я не промолчу, мне капец. А если промолчу, тем более капец, потому что я знаю, что такое честь. И беда, снова же, не в том, что убьют, потому что это дело страшное, но почти обычное, а в том, что я люблю. И ранить любимого, и пасть в его глазах для меня хуже смерти. Но выбор уже сделан, и я готова. Сбросив украшения, покрывшись черным платом идет моя Эсфирь на смерть, на позор, как тысячи женщин до и после нее.
И вот, как и всегда в ключевых сценах, на меня в этой роли напала такая особая слепота... Я швырнула под ноги служанкам браслеты, бросила как попало на голову и плечи чернокружевной тяжелый плат и пошла через зал... Дальше - что я помню? Вспышки в лицо и то, как я со всего размаху грянулась о закрытую дверь. Я не могла ее открыть и билась о нее всем телом, билась... Потом дверь открылась - и все. Вот и все воспоминания. Роль имела огромный успех и кое-что изменила в мире. Я, как это обычно и бывает, нажила столько врагов, что год, не меньше, расхлебывала крупные неприятности. И всё. Я даже не видела своих фотографий на обложках.
Нет, было еще кое-что. Несколько лет спустя, заехав в Краков, мы вдвоем с подругой побрели глубоко в Казимеж, еврейский район, где две-три улицы напоказ, а дальше - своя жизнь. Казимеж неприветлив, а местами небезопасен. Особенно в отношении чужаков. И вот мы бродили, бродили, а с нами разговаривали, подавали местную еду, запустили в синагогу, разрешили пофотографировать и повели показывать древнюю Тору. Я видела, насколько иначе, чем к другим иностранцам, ко мне относятся, но не понимала, в чем причина. Просто тихо принимала неожиданные бонусы. А потом, попитавшись где-то в ресторанчике, заскочила, пардон, в туалет, подняла глаза на зеркало и оторопела: сквозь стекло на меня смотрела царица Эсфирь...