Экскурсовод несет страшную чушь. Я так хотела пригласить экскурсоводом кого-то своего, но не вышло, приходится терпеть. Автобус стремительно преодолевает путь, который раньше совершался в несколько дней. Завидуем паломникам прошлого: дорога к Храму была не только трудной, местами даже опасной, но и очень интересной. Необыкновенно красивая пустыня, раскидистые леса, горы, несколько городов на пути. На месте одной из древних гостиниц - бенедектинский монастырь, где производят замечательное вино. Наверное, там можно остановиться и сейчас. Вверх и вниз, вверх, вниз, и петлями по склонам, на горной дороге укачивает.
На стоянке продавец всеми силами намекает, что если мы свистнем йогурт, он не заметит. Нам не хватает совести, и он смотрит с укоризной: красивые девушки, но ума нет. Удивительно скандальные мальчики из нашего автобуса живут в состоянии боя. Вот и сейчас они с громкими воплями отвешивают друг другу удары, которые были бы сокрушительными, если бы не были бесконтактными. Чтобы разминуться в тесном коридоре, пользуюсь их же приемом: тыдж, тыдж - оба нокаутированы в переносном и прямом смысле. Видимо, мама не играет в их мальчишечьи игры. Нечаянно заработанный неформальный авторитет сэкономит нам немало спокойных минут рядом с этим клубком кулаков и воплей. Дочке моей плохо - то ли укачало, то ли схватила вчера солнечный удар. Дружно заклинаем инфекцию: только бы не она, нам нельзя, у нас большие планы.
В Старом Иерусалиме - одна сплошная пробка. Стоим. Стоим. Стоим. Здесь, как и во многих европейских столицах, нет отдельного исторически-туристического центра, везде живут люди, спешат на работу. Стоим. Экскурсовод рассказывает о путанице со столицами. Часть стран считает столицей Израиля Тель-Авив, другие, в том числе и сам Израиль - Иерусалим. Официально признанное, но до сих пор не созданное государство Палестина тоже считает его своей столицей. Экскурсовод открыто призывает к террору и введению смертной казни. Думаю, палестинский коллега с ним бы согласился, только с несколько другим объектом ненависти. В нашем же автобусе под раздачей уже ЮНЕСКО - несколько дней назад организация приняла Палестину в свой состав, и экскурсовод искренне желает им всем умереть от голода без американского субсидирования. Это именно то, о чем мы мечтали, покупая экскурсию под названием "Иерусалим христианский". Концентрируюсь на воротах. Их у города несколько, только что мы проехали самые красивые, Дамасские. Помимо орнамента, они еще и украшены снаружи. Если потеряемся, встречаться надо будет у Яффских, через которые генерал Алленби вошел в Иерусалим после победы над турками. Есть еще Сионские, Мусорные, через которые раньше вывозили мусор, Львиные со зверушками, они же начало Виа Долороса, а также замурованные Золотые, через которые, по преданию, в город вошел Иисус. Иудеи все еще ожидают Мессию, и по их преданию он должен войти в город через эти же ворота. Угадайте, кто их замуровал? Правильно, мусульмане. И не только чтобы насолить евреям: к воротам прилегают важнейшие мусульманские святыни. Так здесь повсюду, это действительно Святая Земля, и все тайное здесь становится явным: зная место и суть важнейших святынь, люди настолько не в силах примириться вокруг избранности и трактовок, что рано или поздно будут вынуждены либо смирить гордыню, либо разрушить древний город.
Наконец можно выйти. Мягко поднимается Оливная гора, спелые маслины падают на разостланные сетки. В небе реют флаги разных стран - весь мир вложил силы в сохранение святыни. Это мусульманская территория, и здесь, что бы ни говорили любители повраждовать, мы, две отставшие от экскурсии христианки, сразу попадаем под опеку местных мужчин. Если бы не их суровая забота, мы, наверное, не перешли бы ни одной улицы: давка стоит немыслимая. Отстали мы не зря: дочке становится все хуже. Предлагаю вызвать скорую, но она настроена решительно: паломничество так паломничество.
Гефсиманский сад светел и чист. Название его прозаично: Гат Шменим означает давильня масла, елея. Некоторые деревья сохранились с библейских времен. Сколько я слышала о нем, и все рассказчики говорили: я представлял его себе совсем иначе. Стою у олив в каком-то оцепенении: я всегда представляла этот сад именно таким. Столько раз видела в мыслях, как алые капли падают на белые лепестки. Ищу - и сразу же нахожу. Спокойно и ясно смотрят на меня белые цветы Гефсимании. Я с детства люблю оливы...
Церковь Всех Наций в Кедронской долине. Долина - сплошное кладбище. А храм, имеющий еще название Базилики Мук Мессии, построен двенадцатью католическими странами в начале прошлого века. Он должен быть печальным, все здесь говорит о страдании: и дивные итальянские мозаики, и алтарь в виде чаши, и вечный полумрак - сюда почти не проникает солнечный свет, один только луч падает на обвитую терновым венцом скалу с которой Христос обращался к Отцу. Я боялась входить сюда, но сейчас в душе нет ни печали, ни страха, и храм почему-то кажется светлым. Провожу по камню своим крестиком - и серебро начинает пахнуть розами.
Спускаемся в храм Успения Пресвятой Богородицы. Здесь лежат Ее родители, Иоахим, и Анна, здесь же, в крипте, апостолы оставили и Ее саму, когда пришло время. Церковь очень нарядная, принадлежит иерусалимским православным и армянам. Вход в саму гробницу устроен так, что не зайдешь, низко не поклонившись. Неподалеку - чудотворная икона русского письма. И образ не кажется мне печальным. Огромные глаза чуть улыбаются: "Попрошу о тебе, попрошу, не волнуйся". В этом храме есть и мусульманская часть: Дева Мария почитаема в исламе.
На подступах к Стене Плача дочери моей становится совсем худо. Экскурсовод злится: мы все время куда-то уходим. Я тихо паникую. По-моему, у нее жар. Дочь тоном раненного комиссара просит оставить ее здесь: "Иди одна, ты же так хотела сюда попасть". Точно, хотела, лет двадцать уже, не меньше. Сейчас оставлю больного ребенка в переулке мусульманского квартала и легким шагом поскачу по Виа Долороса. Ору так, что даже голосистые местные умолкают. Ну вот, теперь она еще и обижена. А небо так сине, а город так прекрасен, а на светлых камнях спит котенок размером с оливковый листик, и огромные люди обходят его издалека, чтобы не потревожить.
У Стены Плача силы дочери иссякают. Неожиданной бодрости придает охрана: вдруг мы понимаем, что просто так сюда не войдешь. За оградой - симпатичная площадь со всеми удобствами и, собственно, Стена Плача. Записочки, чтобы оставить их между камней, мы написали еще вчера и, в порядке исключения, не забыли ни дома, ни в автобусе. Остальное просто: подойти, прикоснуться, оставить записку, отойти, омыть руки. По еврейской традиции отходить надо пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к храму, но это не обязательно. Волосы можно покрыть, но тоже не обязательно. Молитвенная территория поделена на две части: мужскую и женскую. На мужской - полтора человека, на нашей - смертоубийство. Женщины молятся подолгу, дождаться, пока кто-то отойдет, нелегко. Между камнями все - в записочках. Насилу пристраиваю свою. Ничего не понимаю: это место скорби, да у меня есть и свои переживания, а радость все растет. Ловлю укоризненные взгляды богомолок, сидящих с молитвенниками на специальных лавочках и чуть не вприпрыжку отправляюсь спиной вперед в обратный путь. Моем руки в специальном фонтанчике, отдыхаем и строим глазки охране с автоматами. Мое горячее желание, то же, что и в Яффо, осталось среди чужих молитв... а я думаю: может, надо было просить о мире? С другой стороны, нужно же иногда позаботиться и о себе, правда? Все так сложно...
Я прошу о нем, прошу, слышно ли меня наверху?
На стоянке продавец всеми силами намекает, что если мы свистнем йогурт, он не заметит. Нам не хватает совести, и он смотрит с укоризной: красивые девушки, но ума нет. Удивительно скандальные мальчики из нашего автобуса живут в состоянии боя. Вот и сейчас они с громкими воплями отвешивают друг другу удары, которые были бы сокрушительными, если бы не были бесконтактными. Чтобы разминуться в тесном коридоре, пользуюсь их же приемом: тыдж, тыдж - оба нокаутированы в переносном и прямом смысле. Видимо, мама не играет в их мальчишечьи игры. Нечаянно заработанный неформальный авторитет сэкономит нам немало спокойных минут рядом с этим клубком кулаков и воплей. Дочке моей плохо - то ли укачало, то ли схватила вчера солнечный удар. Дружно заклинаем инфекцию: только бы не она, нам нельзя, у нас большие планы.
В Старом Иерусалиме - одна сплошная пробка. Стоим. Стоим. Стоим. Здесь, как и во многих европейских столицах, нет отдельного исторически-туристического центра, везде живут люди, спешат на работу. Стоим. Экскурсовод рассказывает о путанице со столицами. Часть стран считает столицей Израиля Тель-Авив, другие, в том числе и сам Израиль - Иерусалим. Официально признанное, но до сих пор не созданное государство Палестина тоже считает его своей столицей. Экскурсовод открыто призывает к террору и введению смертной казни. Думаю, палестинский коллега с ним бы согласился, только с несколько другим объектом ненависти. В нашем же автобусе под раздачей уже ЮНЕСКО - несколько дней назад организация приняла Палестину в свой состав, и экскурсовод искренне желает им всем умереть от голода без американского субсидирования. Это именно то, о чем мы мечтали, покупая экскурсию под названием "Иерусалим христианский". Концентрируюсь на воротах. Их у города несколько, только что мы проехали самые красивые, Дамасские. Помимо орнамента, они еще и украшены снаружи. Если потеряемся, встречаться надо будет у Яффских, через которые генерал Алленби вошел в Иерусалим после победы над турками. Есть еще Сионские, Мусорные, через которые раньше вывозили мусор, Львиные со зверушками, они же начало Виа Долороса, а также замурованные Золотые, через которые, по преданию, в город вошел Иисус. Иудеи все еще ожидают Мессию, и по их преданию он должен войти в город через эти же ворота. Угадайте, кто их замуровал? Правильно, мусульмане. И не только чтобы насолить евреям: к воротам прилегают важнейшие мусульманские святыни. Так здесь повсюду, это действительно Святая Земля, и все тайное здесь становится явным: зная место и суть важнейших святынь, люди настолько не в силах примириться вокруг избранности и трактовок, что рано или поздно будут вынуждены либо смирить гордыню, либо разрушить древний город.
Наконец можно выйти. Мягко поднимается Оливная гора, спелые маслины падают на разостланные сетки. В небе реют флаги разных стран - весь мир вложил силы в сохранение святыни. Это мусульманская территория, и здесь, что бы ни говорили любители повраждовать, мы, две отставшие от экскурсии христианки, сразу попадаем под опеку местных мужчин. Если бы не их суровая забота, мы, наверное, не перешли бы ни одной улицы: давка стоит немыслимая. Отстали мы не зря: дочке становится все хуже. Предлагаю вызвать скорую, но она настроена решительно: паломничество так паломничество.
Гефсиманский сад светел и чист. Название его прозаично: Гат Шменим означает давильня масла, елея. Некоторые деревья сохранились с библейских времен. Сколько я слышала о нем, и все рассказчики говорили: я представлял его себе совсем иначе. Стою у олив в каком-то оцепенении: я всегда представляла этот сад именно таким. Столько раз видела в мыслях, как алые капли падают на белые лепестки. Ищу - и сразу же нахожу. Спокойно и ясно смотрят на меня белые цветы Гефсимании. Я с детства люблю оливы...
Церковь Всех Наций в Кедронской долине. Долина - сплошное кладбище. А храм, имеющий еще название Базилики Мук Мессии, построен двенадцатью католическими странами в начале прошлого века. Он должен быть печальным, все здесь говорит о страдании: и дивные итальянские мозаики, и алтарь в виде чаши, и вечный полумрак - сюда почти не проникает солнечный свет, один только луч падает на обвитую терновым венцом скалу с которой Христос обращался к Отцу. Я боялась входить сюда, но сейчас в душе нет ни печали, ни страха, и храм почему-то кажется светлым. Провожу по камню своим крестиком - и серебро начинает пахнуть розами.
Спускаемся в храм Успения Пресвятой Богородицы. Здесь лежат Ее родители, Иоахим, и Анна, здесь же, в крипте, апостолы оставили и Ее саму, когда пришло время. Церковь очень нарядная, принадлежит иерусалимским православным и армянам. Вход в саму гробницу устроен так, что не зайдешь, низко не поклонившись. Неподалеку - чудотворная икона русского письма. И образ не кажется мне печальным. Огромные глаза чуть улыбаются: "Попрошу о тебе, попрошу, не волнуйся". В этом храме есть и мусульманская часть: Дева Мария почитаема в исламе.
На подступах к Стене Плача дочери моей становится совсем худо. Экскурсовод злится: мы все время куда-то уходим. Я тихо паникую. По-моему, у нее жар. Дочь тоном раненного комиссара просит оставить ее здесь: "Иди одна, ты же так хотела сюда попасть". Точно, хотела, лет двадцать уже, не меньше. Сейчас оставлю больного ребенка в переулке мусульманского квартала и легким шагом поскачу по Виа Долороса. Ору так, что даже голосистые местные умолкают. Ну вот, теперь она еще и обижена. А небо так сине, а город так прекрасен, а на светлых камнях спит котенок размером с оливковый листик, и огромные люди обходят его издалека, чтобы не потревожить.
У Стены Плача силы дочери иссякают. Неожиданной бодрости придает охрана: вдруг мы понимаем, что просто так сюда не войдешь. За оградой - симпатичная площадь со всеми удобствами и, собственно, Стена Плача. Записочки, чтобы оставить их между камней, мы написали еще вчера и, в порядке исключения, не забыли ни дома, ни в автобусе. Остальное просто: подойти, прикоснуться, оставить записку, отойти, омыть руки. По еврейской традиции отходить надо пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к храму, но это не обязательно. Волосы можно покрыть, но тоже не обязательно. Молитвенная территория поделена на две части: мужскую и женскую. На мужской - полтора человека, на нашей - смертоубийство. Женщины молятся подолгу, дождаться, пока кто-то отойдет, нелегко. Между камнями все - в записочках. Насилу пристраиваю свою. Ничего не понимаю: это место скорби, да у меня есть и свои переживания, а радость все растет. Ловлю укоризненные взгляды богомолок, сидящих с молитвенниками на специальных лавочках и чуть не вприпрыжку отправляюсь спиной вперед в обратный путь. Моем руки в специальном фонтанчике, отдыхаем и строим глазки охране с автоматами. Мое горячее желание, то же, что и в Яффо, осталось среди чужих молитв... а я думаю: может, надо было просить о мире? С другой стороны, нужно же иногда позаботиться и о себе, правда? Все так сложно...
Я прошу о нем, прошу, слышно ли меня наверху?
Комментариев нет:
Отправить комментарий