Прохлада заставляет кутаться в шали. С полукруглой панорамной площадки смотрим, как солнце садится за за древний город. Отсюда он - россыпь коробок неповторимо приятного цвета, куполов и минаретов. Мы изнеможены бесконечным днем, а рядом - полные сил итальянцы в облачении воинов Темной стороны: шлемы, наколенники, налокотники, даже пояса и напопники - все на них, а сами они приехали сюда по горным дорогам на сегвеях. Горды собой немыслимо, и мы всеми силами поддерживаем их радость, они действительно молодцы и герои.
Один из наших неуемных мальчишек требует у мамы сегвей, сейчас и немедленно, вон тот. Итальянский гигант опасливо передвигает меховые ноги поближе к своему транспорту: того и гляди, ограбят. Но вот они налюбовались, выстроились в колонну и укатили, а мы, наскоро создав торжественные проводы, остались наконец в тишине. Автобус разбрелся кто куда, можно смотреть на закат и вспоминать свою бесконечную историю.
По-хорошему, здесь нужно бы провести не одни сутки: невозможно удержать в памяти все, увиденное за такой короткий срок, а уж насладиться переживаниями... Но мы пытаемся увезти их домой, чтобы откусывать по кусочку солнца и радости в особенно холодные и серые дни, а потому старательно укладываем на полочки все, что было с нами сегодня. Лютеранскую церковь. Пронырливый экскурсовод договорился, чтобы нам подарили несколько экземпляров Библии. Прекрасно изданная книга в тисненом переплете, вместо Ветхого Завета написано "Тора". Туристы устроили свалку, гиду пришлось втиснуть томик прямо мне в руки, а то затоптали бы нас. Эта книга поедет с нами, будет жить в нашем доме, хранить память о том, чего не передать словами, а если когда-нибудь встретится человек, которому она окажется нужнее всего... мы подарим ее.
Сирийский квартал. "Вторую" Горницу Тайной Вечери - ассирийские ортодоксы уверены, что она расположена именно в их церкви, но в этом убеждении практически одиноки. Эта церковь известна еще одним фактом: здесь провтыкали Кумранские рукописи. Один из настоятелей, не понимая всей ценности, продал их американцу.
Сирийский же дворик. В надежде на минутку покоя хозяева дома распахнули ворота на улицу, но не тут-то было - немедленно налетели туристы с фотоаппаратами. Под крики "гоу, гоу, гоу!" дочь успела сделать снимок. Нам немного совестно: вторглись в чужое личное пространство, но соблазн был слишком велик. За непривлекательной облезлой стеной таилась прохладная белая площадь с дамасскими коврами, деревьями, птичьими клетками и даже фонтаном - как не снять! Простите нас, незнакомые сирийцы, это было слишком прекрасно. Утешит ли вас, что фонтан так и не попал в кадр?
Армянский квартал. Недобрые взгляды мужчин - достали их туристы. Тощие мальчишки уселись на ступеньках, обсуждают какие-то мальчишечьи дела, явно не из тех, о которых должны знать родители. Судя по взглядам, разговор идет о девчонках. Нас пустили в патриархат и собор Святого Иакова. Это для нас он Иаков, для армян - Акоп. Собор построен на месте казни и захоронения апостола. В храме - два трона. Тот, что поскромнее - для патриарха, а более богатый, с балдахином - для самого Иакова. Эта церковь - еще и центр армянской общины, и убежище. Во время минометного обстрела 1948 года она укрывала в своих стенах более тысячи армян. На всех мозаиках - темные, немного носатые лица с длинными бровями. Никаких сомнений: Иисус, Мария, апостолы, даже ангелочки и даже сам Бог-Отец - армяне.
Особое воспоминание - Горница Тайной Вечери. На подступах к ней - красивая, глаз не отвести, скульптура царя Давида с арфой. Царь и радостен, и печален, его глаза немного слепы, потому что видят недоступное людям. В одном и том же здании объединились три святыни: мусульманская, иудейская и христианская. Именно здесь захоронен царь, почитаемый всеми тремя религиями и, естественно, верующие мучительно долго не могли поделить это здание. Разумное решение как-то уместиться всем конфессиям с разных сторон было принято совсем недавно. В честь этого события и установили скульптуру. А со стороны все так просто: внизу - гробница царя и синагога, мечеть Эль-Дауд наверху, а во втором этаже - собственно Горница, выполненная в духе кипрской готики. Здесь - колонны с пеликанами. Здесь на месте первой Евхаристии растет золотое дерево. Ствол его увивают виноградные лозы, а у корней растет пшеница. Отсюда ведут дороги призвания, и там и сям в туристической давке видны островки спокойствия. Пожилая монахиня, примостившаяся на лесенке. Парень с девушкой, застывшие в своем мире. Пожилой мужчина, отрешившийся от друзей, которые не могут дозваться его уже десять минут. Священник, сплавивший паству осматривать двор и, таким образом, подаривший себе пару секунд личной жизни. У всех на лицах - та же слепота, что у статуи Давида, все ищут себя, и мы не лучше, нас толкают, а мы стоим, у нас свои вопросы.
И еще одна Церковь Успения, немецкая. Здесь почила Богородица. Успение звучит как слово "успех", а на самом деле означает сон, засыпание. Уступчатое европейское здание, яркие мозаики, алый и светлый мрамор. В подземной часовне - статуя из дерева и слоновой кости, почившая Мария. Группы паломников молятся, лики святых сияют нежностью, и все же, здесь печальнее чем в Храме Гроба Господня. Может, потому что так сильно чувство неизбежности расставания, этого вечного земного сиротства, не знаю.
Неожиданный подарок: обед в греческом монастыре. Здесь живет и служит всего один старенький священник, а трапезная принимает заезжих гостей по очень умеренным ценам. Для нас эта еда - домашняя, и вся территория - дом. Родные запахи, привычное поведение. Но мы вынуждены экономить: закончились шекели, а до ближайшей обменки - полтора дня. Девушка за стойкой, увидев, что мы собираемся разделить одну порцию пополам, навалила в тарелку неподъемную гору мяса. Поев, охотимся с фотоаппаратом за кошками, которые охотятся на птиц и мышей, а мы тем временем делаем вид, что не замечаем парней, которые охотятся на нас... и все чувствуют себя красивыми и востребованными, даже мыши.
Кажется, все. Мы вернулись на обзорную площадку, и вовремя, потому что пора уезжать. Мальчишка никак не угомонится на предмет сегвея. Он сегодня в центре внимания. Ухитрился даже потеряться разочек в еврейском квартале, притом очень традиционно: мама думала, что он идет с тетей, тетя вообще ничего не думала, друг-товарищ отстал, потому что объелся булочками и сластями, а сам он не отзывался, потому что - вот еще! Смеющийся окрик моей дочери в два счета вернул его на место, и мы полдня носили бремя славы крутых укротителей. Жалеем его маму - он из нее просто веревки вьет - пока она не затевает шумную свару с соседкой по автобусу. Ну и ладно. Рассматриваем купленные на горе открытки с видами Иерусалима. Мы устали, продавец устал, торг шел, как под водой: - Пять шекелей... минута молчания... - А три за десять?.. еще минута... - Ну, давайте... вялое хихиканье с обеих сторон.
Вечер, вечер, сегодня мы рады, что он наступил так рано, автобус выписывает пируэты по горной дороге, я пытаюсь слететь с сиденья в проход, но не просыпаюсь.
Один из наших неуемных мальчишек требует у мамы сегвей, сейчас и немедленно, вон тот. Итальянский гигант опасливо передвигает меховые ноги поближе к своему транспорту: того и гляди, ограбят. Но вот они налюбовались, выстроились в колонну и укатили, а мы, наскоро создав торжественные проводы, остались наконец в тишине. Автобус разбрелся кто куда, можно смотреть на закат и вспоминать свою бесконечную историю.
По-хорошему, здесь нужно бы провести не одни сутки: невозможно удержать в памяти все, увиденное за такой короткий срок, а уж насладиться переживаниями... Но мы пытаемся увезти их домой, чтобы откусывать по кусочку солнца и радости в особенно холодные и серые дни, а потому старательно укладываем на полочки все, что было с нами сегодня. Лютеранскую церковь. Пронырливый экскурсовод договорился, чтобы нам подарили несколько экземпляров Библии. Прекрасно изданная книга в тисненом переплете, вместо Ветхого Завета написано "Тора". Туристы устроили свалку, гиду пришлось втиснуть томик прямо мне в руки, а то затоптали бы нас. Эта книга поедет с нами, будет жить в нашем доме, хранить память о том, чего не передать словами, а если когда-нибудь встретится человек, которому она окажется нужнее всего... мы подарим ее.
Сирийский квартал. "Вторую" Горницу Тайной Вечери - ассирийские ортодоксы уверены, что она расположена именно в их церкви, но в этом убеждении практически одиноки. Эта церковь известна еще одним фактом: здесь провтыкали Кумранские рукописи. Один из настоятелей, не понимая всей ценности, продал их американцу.
Сирийский же дворик. В надежде на минутку покоя хозяева дома распахнули ворота на улицу, но не тут-то было - немедленно налетели туристы с фотоаппаратами. Под крики "гоу, гоу, гоу!" дочь успела сделать снимок. Нам немного совестно: вторглись в чужое личное пространство, но соблазн был слишком велик. За непривлекательной облезлой стеной таилась прохладная белая площадь с дамасскими коврами, деревьями, птичьими клетками и даже фонтаном - как не снять! Простите нас, незнакомые сирийцы, это было слишком прекрасно. Утешит ли вас, что фонтан так и не попал в кадр?
Армянский квартал. Недобрые взгляды мужчин - достали их туристы. Тощие мальчишки уселись на ступеньках, обсуждают какие-то мальчишечьи дела, явно не из тех, о которых должны знать родители. Судя по взглядам, разговор идет о девчонках. Нас пустили в патриархат и собор Святого Иакова. Это для нас он Иаков, для армян - Акоп. Собор построен на месте казни и захоронения апостола. В храме - два трона. Тот, что поскромнее - для патриарха, а более богатый, с балдахином - для самого Иакова. Эта церковь - еще и центр армянской общины, и убежище. Во время минометного обстрела 1948 года она укрывала в своих стенах более тысячи армян. На всех мозаиках - темные, немного носатые лица с длинными бровями. Никаких сомнений: Иисус, Мария, апостолы, даже ангелочки и даже сам Бог-Отец - армяне.
Особое воспоминание - Горница Тайной Вечери. На подступах к ней - красивая, глаз не отвести, скульптура царя Давида с арфой. Царь и радостен, и печален, его глаза немного слепы, потому что видят недоступное людям. В одном и том же здании объединились три святыни: мусульманская, иудейская и христианская. Именно здесь захоронен царь, почитаемый всеми тремя религиями и, естественно, верующие мучительно долго не могли поделить это здание. Разумное решение как-то уместиться всем конфессиям с разных сторон было принято совсем недавно. В честь этого события и установили скульптуру. А со стороны все так просто: внизу - гробница царя и синагога, мечеть Эль-Дауд наверху, а во втором этаже - собственно Горница, выполненная в духе кипрской готики. Здесь - колонны с пеликанами. Здесь на месте первой Евхаристии растет золотое дерево. Ствол его увивают виноградные лозы, а у корней растет пшеница. Отсюда ведут дороги призвания, и там и сям в туристической давке видны островки спокойствия. Пожилая монахиня, примостившаяся на лесенке. Парень с девушкой, застывшие в своем мире. Пожилой мужчина, отрешившийся от друзей, которые не могут дозваться его уже десять минут. Священник, сплавивший паству осматривать двор и, таким образом, подаривший себе пару секунд личной жизни. У всех на лицах - та же слепота, что у статуи Давида, все ищут себя, и мы не лучше, нас толкают, а мы стоим, у нас свои вопросы.
И еще одна Церковь Успения, немецкая. Здесь почила Богородица. Успение звучит как слово "успех", а на самом деле означает сон, засыпание. Уступчатое европейское здание, яркие мозаики, алый и светлый мрамор. В подземной часовне - статуя из дерева и слоновой кости, почившая Мария. Группы паломников молятся, лики святых сияют нежностью, и все же, здесь печальнее чем в Храме Гроба Господня. Может, потому что так сильно чувство неизбежности расставания, этого вечного земного сиротства, не знаю.
Неожиданный подарок: обед в греческом монастыре. Здесь живет и служит всего один старенький священник, а трапезная принимает заезжих гостей по очень умеренным ценам. Для нас эта еда - домашняя, и вся территория - дом. Родные запахи, привычное поведение. Но мы вынуждены экономить: закончились шекели, а до ближайшей обменки - полтора дня. Девушка за стойкой, увидев, что мы собираемся разделить одну порцию пополам, навалила в тарелку неподъемную гору мяса. Поев, охотимся с фотоаппаратом за кошками, которые охотятся на птиц и мышей, а мы тем временем делаем вид, что не замечаем парней, которые охотятся на нас... и все чувствуют себя красивыми и востребованными, даже мыши.
Кажется, все. Мы вернулись на обзорную площадку, и вовремя, потому что пора уезжать. Мальчишка никак не угомонится на предмет сегвея. Он сегодня в центре внимания. Ухитрился даже потеряться разочек в еврейском квартале, притом очень традиционно: мама думала, что он идет с тетей, тетя вообще ничего не думала, друг-товарищ отстал, потому что объелся булочками и сластями, а сам он не отзывался, потому что - вот еще! Смеющийся окрик моей дочери в два счета вернул его на место, и мы полдня носили бремя славы крутых укротителей. Жалеем его маму - он из нее просто веревки вьет - пока она не затевает шумную свару с соседкой по автобусу. Ну и ладно. Рассматриваем купленные на горе открытки с видами Иерусалима. Мы устали, продавец устал, торг шел, как под водой: - Пять шекелей... минута молчания... - А три за десять?.. еще минута... - Ну, давайте... вялое хихиканье с обеих сторон.
Вечер, вечер, сегодня мы рады, что он наступил так рано, автобус выписывает пируэты по горной дороге, я пытаюсь слететь с сиденья в проход, но не просыпаюсь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий