Фаэтон, покачиваясь, огибает гору. Афинская тенденция делать спуски и подъемы отлогими, почти ровными, приводит меня в восторг. А для тех, кто любит побыстрее, проложены почти вертикальные лестницы с квадратными ступенями. На секунду притормаживаем у просторного современного здания.
- Музей архитектуры, - поясняет старик на козлах.
Не такой уж он и старик. Пожилой человек с широкой прямой спиной полон достоинства и самоуважения.
Еще на горе мы заметили двух солидных мужчин - дедушку и внука лет восьми - катающих туристов в фаэтоне. Спускаясь, спросили, где у них остановка, а они пригласили нас усаживаться прямо здесь. Мы немного опасаемся, что поездка выйдет короче, но возница наоборот удлиняет ее. Он даже выгнал негодующего внука из коляски и велел сесть на козлы - принцессы должны наслаждаться красотой и покоем. Вот где наши нарядные платья отрабатывают свое! Пешие путешественники всеми способами выражают одобрение и даже некоторый восторг. Чувствуем себя героинями киносъемки. По правде сказать, в фаэтоне ездить надо умеючи: рессоры жесткие, а под колесами - булыжники. К тому же, наша резвая белая лошадка довольно строптива. Но через время тряска становится привычной, по ощущениям это все немного похоже на езду верхом. Можно расслабиться, принять за поцелуи испепеляющие удары солнечных стрел, глазеть и вспоминать.
Мы не стали подниматься к самому Акрополю. По светлым ступеням, отражающим звенящий зной, вверх и вниз шла плотная толпа, такие себе похороны Сталина. Нет, нам это не по вкусу. Опять же у нас нет воды. На горе ее не продают: то ли закончилась, то ли просто не завозят, поскольку стоит она дешево - возможно, здесь запрещено поднимать цены выше общегородских, - и поэтому можно купить только стакан ледяного слэша сомнительного качества, зато по четыре евро. Две жабы поднимают головы и квакают об общей неполезности сладкой воды в жару. Но есть и другая причина. В этот день нам не хочется окончательно сливаться с туристами. Так, немного, но не совсем. Дочь уже успела сбегать на какие-то раскопки. Ожидая ее, я ловила вай-фай и отползала от небогатой на вид большой румынской семьи, решительно и хмуро уставившейся на мой айфон. Нечего-нечего, я сама сырецкая!
Старик устраивает нам маленькую экскурсию. По-английски он почти не говорит, поэтому старается, чтобы слова звучали как можно проще и отчетливее. "Театр. Плака. Вам обязательно надо на Плаку. Это вам не какой-то модерн, она очень старая. Обязательно вернитесь на Плаку". Как будто всему городу важно, чтобы мы полюбили эту Плаку. А вот лошади, похоже, не по вкусу тесные улицы с толпами и пробками - она больше любит парк. Свое особое мнение она выражает, метко уложив ароматную кучу прямо у террасы уличного кафе. Стая черных туристов за столиками вопит, мы хихикаем, но ни дедушка, ни внук, ни наш гордый боевой конь и ухом не ведут.
Поднимаясь на гору, обгоняем колонну измученных японцев. Ну, в кои-то веки не они нас затоптали. Бедняги провожают коляску отнюдь не ласковыми глазами. Вспоминаем божью коровку из Minuscule - остается только обернуться и мерзко запеть "нааа-на, на-наааа-на", да боимся харакири.
Прощаемся с мужчинами, так мирно и невозмутимо зарабатывающими свой нелегкий хлеб. Величественно сходим с экипажа. По разрезающей гору лестнице спускаемся вниз и, вопреки здравому смыслу, идем на ослепленную солнцем Плаку. Немецкая туристка сильно натерла и, кажется, подвернула ногу. Сидит на ступеньках и чуть не плачет. Ее спутники несут воду, бинт, стоят скорбной стайкой. Но прямо в центр этой композиции неожиданно входит кошка - поговорить с болящей, пожалеть и погладиться - и женщина смеется.
Нас не интересуют древности, нас не интересуют красивости, нас интересует только тень. Мы давно поняли, что совершенно точно придется возвращаться в гостиницу, чтобы провести пару часов под кондиционером, но никак не можем покинуть Плаку. Болтаем без умолку. Дочка хочет купить колечко с бирюзой. Продавщица, моя ровесница, пытается говорить с нами по-гречески, не может поверить, что мы не понимаем ни слова. Говорит мне: You are like ellina, greek!
- My name is Elina, - отвечаю негромко. - I am greek.
Она не понимает, что происходит, но догадывается. Предлагает дочке купить еще и подвеску в пару к колечку. Каким-то материнским жестом поправляет цепочку. Молча любуется в зеркало на Нашу Маленькую Принцессу с арабеской на груди.
В сумчатом магазине покупаю себе рюкзачок. Продавец ни к чему не подталкивает, но видно, что очень хочет чтобы я купила не белый, тонкий, а синий, сшитый из ткани, которую традиционно использовали моряки - она прочная и водоотталкивающая. Выбираю синий. Глаза продавца вспыхивают: своя. Минус пять евро.
Сорбет на уличной раскладке. Уже другой продавец радуется нашему выбору. Лимонный, самое то. В два шарика он пытается сгрести по половине лотка, добавляет и подкладывает. Все правильно. Мы дома. Мы истосковались и замерзли душой. Нас положено отогревать и нянчить, а мы должны принимать это как должное, чтобы потом, отогревшись, передать дальше.
Уличные лавки пестры и красивы, но фотографировать в них запрещено. Удивляемся феномену - это же реклама! - пока не приходит пора спросить дорогу к метро. Продавцы смущаются: они не знают пути, нездешние. Вон оно что, нелегалы. Ясно, почему они боятся попасть на снимок.
До Синтагмы, однако, далеко, на улице - ни человека, а в клетке из солнечных лучей уже выше 60 градусов. Ни слова о тепловом ударе. Неожиданно на нас наскакивает скромная дверь. Хард-рок кафе. Милое, как же ты кстати!
Внутри - другой мир. Полутьма, музыка, знакомый интерьер. Хард-рок в любой стране - удовольствие. Самоубийцы поглощают чудовищные гамбургеры с жареной картошкой - в такую-то жару. Мы хотим коктейли, на наш вкус находятся только водочные. Теперь я и себя считаю самоубийцей. На всякий случай спрашиваем официанта, можно ли здесь снимать? Конечно! Он и сам рад нас сфотографировать на добрую память. Снимает ответственно, смотрит, чтобы мы получились красивыми. А сам-то! Темные волосы подняты по последней моде, синие глаза лукаво смотрят в самую душу... Ах, он смеется, он прекрасно знает, что делает с девушками этот взгляд. Ну что мы можем дать всем этим мужчинам, балующим нас так легко, весело и повсюду? Только свое обожание.
Сейчас в Хард-рок работает нижний этаж, а вообще-то их три. Поднимаемся на прозрачном лифте посмотреть интерьеры. В одном из залов - роскошный Харлей. На стенах, как всегда, - автографы, гитары. Вот эта принадлежала Хендриксу. В залах - никого, но спустившись вниз, замечаю чуть более внимательный взгляд официантки. Пока мы не причиняем ущерба, можем совать нос куда угодно.
Еще одно открытие: водка действительно помогает пережить жару. Я никогда не верила, но сейчас вспоминаю, что в крестьянские времена косарям выносили к обеду стопку, и это было явно неспроста: людям предстояло под палящим солнцем даже не гулять, а тяжело работать. Так или иначе, мы уже на Синтагме, рассматриваем археологическую выставку. Собственно, это не выставка в чистом виде, а специфический дизайн станции. В стеклянных витринах - черепки и мелкие скульптуры, на мраморных подставках - остатки древнего водопровода, на одной из стен размечены археологические пласты. В одной из ниш даже лежит настоящий скелет, как в гробнице. И то, здесь куда ни копни, получатся раскопки. Светлый пол выложен арабесками, а над просторной станцией парят сквозные металлические часы, символ нашего времени.
Комментариев нет:
Отправить комментарий