Девушки противоречивы и гордятся этим. Зной усиливается, и ноги сами несут нас не к Зевсу, а через Синтагму и дальше - на улицу Эрму. На древнегреческом Эрму - это был Эрмес, то есть Гермес, а улица - прямая, нарядная - и вправду принадлежит ему. Это шопперский рай с рекордной для Европы плотностью магазинов. Большинство - дорогие, очень дорогие и совсем дорогие. Но и в дорогих бывают барские скидки.
Я читала, что в частных лавочках можно торговаться. Интуиция подсказывает не делать этого и не врет: признавая своих, продавцы сами снижают цены на 5-10 евро. В другое время эта улица, а еще большой торгово-развлекательный центр неподалеку нечувствительно слопали бы два наших дня. Сейчас же мы только мельком смотрим на витрины, заскакиваем полюбоваться дизайнерскими вещами и вырываем себя с корнем. Ах, Гермес, нам бы твои крылатые сандалии!
На грани обезвоживания падаем в дорогом кафе. На столе тут же оказываются два стакана воды со льдом - это самое важное сейчас. Официанты будут подливать ее сколько угодно. Расспрашиваем, "вот из фредо" и получаем нечто вроде узких ваз, наполненных ледяной кофейной пеной с ореховым вкусом. Такого красивого мы не видели нигде. С удовольствием замечаю, что греческие дамы заказывают то же - еще одно подтверждение, что мы не промахнулись с выбором. Многие берут и кофе по-гречески, это очень крепкая смоляная жидкость, крошечные чашечки наполовину заполнены гущей. Не знаю, как они это пьют: у меня сердце и так выскакивает от жары. Мимо столиков с невинным видом бродит черный парень. На согнутой руке - целая низка сумок: Прада, Гуччи, Виттон... Красивые и прочные на вид. Вспоминаю серию из "Секс и город". Никто не поймет, но я-то буду знать, что это подделка. Парень ловит мою улыбку, тоже усмехается глазами, мол, кому что. Ловко ускользает от фотоаппарата, а я не очень и усердствую - у него могут быть неприятности.
Эрму выводит нас к церкви Панагия Капникарея, то есть Введения Богородицы во Храм. Этот маленький храм, построенный в ХI веке сейчас стоит прямо посреди улицы и довольно дерзко взирает на пятиэтажки, кажущиеся огромными на его фоне. В XIX веке обнаружилось, что он мешает движению. Были идеи перенести его и даже снести, но рука не поднялась, и сейчас вокруг церкви образовалось нечто вроде площади. Дверь открыта, но я в сомнениях, потому что в мини. То есть как в мини - юбка моего платья заканчивается, так и не начавшись. Вопросительно смотрю на женщину у входа - она хмурится и опускает глаза. Проходи, мол, что с тобой поделать. Удивляюсь: внутри Панагия Капникарея намного просторнее, чем казалась снаружи. Это продуманный эффект. Древние зодчие строили так, чтобы вписать в прямоугольник крест, в центре которого и возвышался купол. От низких угловых помещений и крытых нефов объем нарастает и стремится вверх, к небу - отсюда и чувство простора. Темные камни дышат грозной силой и одновременно покоем, и теперь уже высокие светлые дома снаружи кажутся хрупкими и незначительными, почти прозрачными.
Еще мелькают мысли о возвращении к Олимпейону, но Плака поглотила нас и ведет куда-то сама. А мы не вполне уверены, что это именно она. Демис вчера раз пять повторил: "Плака очень древняя, вам необходимо ее увидеть. К тому же там самые дешевые сувениры". Но она ли перед нами? Светлые, вполне современные дома. А ведь некоторые из них не просто возведены на античных фундаментах, они и есть сама античность. Да, в этих зданиях живут и торгуют, а раньше еще и пили, и пели-плясали, пока правительство не запретило разносить древний город. Стены оштукатурены, в заплетенных зеленью проулках - уютные кафешки. Для прохлады улицы поливают, совсем как в древние времена. Из рам тентов тоже кое-где брызжет вода, нас опрыскивают, как цветы в саду.
Вверх, уступами, зигзагами, еще пара ступенек вверх... Не сговариваясь, поднимаемся к Акрополю. По пути - Агора, вход платный, но охранники не против фотографирования. Башню Ветров стережет очень большая собака, кажется, уснувшая еще в процессе постройки этого древнейшего метеорологического памятника. И снова желтые дома, увитые тяжелым виноградом. Открывается суть Эзоповой басни. Прыгать на такую высоту лисице - не перепрыгать. К Акрополю ведет прямая высокая лестница, но мы все бродим по лениво поднимающимся улицам Плаки... Трудно передать ее красоту. Дома уютны и покойны, воздух дышит негой и искусством, а вверху, над светлым городом, раскинулся лучший из церковных куполов, тот, с которого писались все купола в мире - смальтовое небо Греции.
Еще одна церковь. Преображения. Совсем крошечная. (- Преображения? - подняла бровь подруга, слушавшая мой рассказ уже дома. - Вот именно. Преображения.) У входа - пожилой человек с острым синим, под стать небу, взглядом. Скользит глазами по моему позорно-нецерковному виду, оробевшему лицу и тихо приглашает: "Входите". Внутри темнота, тишина длиной в вечность. Бесшумно поднимаются к небу язычки огня. Зажигаем четыре свечи - за каждого из нас, вернувшихся и оставшихся в Киеве. Мы приедем к ним уже другими. Мужчина исчезает, оставив нас одних. Можно молчать. Можно опуститься на теплые камни. Не принадлежать друг другу. Время скользит между нами, разделяет, объединяет, несет на темных волнах. Слов нет, и они не нужны.
Солнце и стон цикад.
- Ты плакала? - спрашивает дочь. Не знаю я...
Человек у входа слегка улыбается, прощается негромко. Время уносит его улыбку.
Я читала, что в частных лавочках можно торговаться. Интуиция подсказывает не делать этого и не врет: признавая своих, продавцы сами снижают цены на 5-10 евро. В другое время эта улица, а еще большой торгово-развлекательный центр неподалеку нечувствительно слопали бы два наших дня. Сейчас же мы только мельком смотрим на витрины, заскакиваем полюбоваться дизайнерскими вещами и вырываем себя с корнем. Ах, Гермес, нам бы твои крылатые сандалии!
На грани обезвоживания падаем в дорогом кафе. На столе тут же оказываются два стакана воды со льдом - это самое важное сейчас. Официанты будут подливать ее сколько угодно. Расспрашиваем, "вот из фредо" и получаем нечто вроде узких ваз, наполненных ледяной кофейной пеной с ореховым вкусом. Такого красивого мы не видели нигде. С удовольствием замечаю, что греческие дамы заказывают то же - еще одно подтверждение, что мы не промахнулись с выбором. Многие берут и кофе по-гречески, это очень крепкая смоляная жидкость, крошечные чашечки наполовину заполнены гущей. Не знаю, как они это пьют: у меня сердце и так выскакивает от жары. Мимо столиков с невинным видом бродит черный парень. На согнутой руке - целая низка сумок: Прада, Гуччи, Виттон... Красивые и прочные на вид. Вспоминаю серию из "Секс и город". Никто не поймет, но я-то буду знать, что это подделка. Парень ловит мою улыбку, тоже усмехается глазами, мол, кому что. Ловко ускользает от фотоаппарата, а я не очень и усердствую - у него могут быть неприятности.
Эрму выводит нас к церкви Панагия Капникарея, то есть Введения Богородицы во Храм. Этот маленький храм, построенный в ХI веке сейчас стоит прямо посреди улицы и довольно дерзко взирает на пятиэтажки, кажущиеся огромными на его фоне. В XIX веке обнаружилось, что он мешает движению. Были идеи перенести его и даже снести, но рука не поднялась, и сейчас вокруг церкви образовалось нечто вроде площади. Дверь открыта, но я в сомнениях, потому что в мини. То есть как в мини - юбка моего платья заканчивается, так и не начавшись. Вопросительно смотрю на женщину у входа - она хмурится и опускает глаза. Проходи, мол, что с тобой поделать. Удивляюсь: внутри Панагия Капникарея намного просторнее, чем казалась снаружи. Это продуманный эффект. Древние зодчие строили так, чтобы вписать в прямоугольник крест, в центре которого и возвышался купол. От низких угловых помещений и крытых нефов объем нарастает и стремится вверх, к небу - отсюда и чувство простора. Темные камни дышат грозной силой и одновременно покоем, и теперь уже высокие светлые дома снаружи кажутся хрупкими и незначительными, почти прозрачными.
Еще мелькают мысли о возвращении к Олимпейону, но Плака поглотила нас и ведет куда-то сама. А мы не вполне уверены, что это именно она. Демис вчера раз пять повторил: "Плака очень древняя, вам необходимо ее увидеть. К тому же там самые дешевые сувениры". Но она ли перед нами? Светлые, вполне современные дома. А ведь некоторые из них не просто возведены на античных фундаментах, они и есть сама античность. Да, в этих зданиях живут и торгуют, а раньше еще и пили, и пели-плясали, пока правительство не запретило разносить древний город. Стены оштукатурены, в заплетенных зеленью проулках - уютные кафешки. Для прохлады улицы поливают, совсем как в древние времена. Из рам тентов тоже кое-где брызжет вода, нас опрыскивают, как цветы в саду.
Вверх, уступами, зигзагами, еще пара ступенек вверх... Не сговариваясь, поднимаемся к Акрополю. По пути - Агора, вход платный, но охранники не против фотографирования. Башню Ветров стережет очень большая собака, кажется, уснувшая еще в процессе постройки этого древнейшего метеорологического памятника. И снова желтые дома, увитые тяжелым виноградом. Открывается суть Эзоповой басни. Прыгать на такую высоту лисице - не перепрыгать. К Акрополю ведет прямая высокая лестница, но мы все бродим по лениво поднимающимся улицам Плаки... Трудно передать ее красоту. Дома уютны и покойны, воздух дышит негой и искусством, а вверху, над светлым городом, раскинулся лучший из церковных куполов, тот, с которого писались все купола в мире - смальтовое небо Греции.
Еще одна церковь. Преображения. Совсем крошечная. (- Преображения? - подняла бровь подруга, слушавшая мой рассказ уже дома. - Вот именно. Преображения.) У входа - пожилой человек с острым синим, под стать небу, взглядом. Скользит глазами по моему позорно-нецерковному виду, оробевшему лицу и тихо приглашает: "Входите". Внутри темнота, тишина длиной в вечность. Бесшумно поднимаются к небу язычки огня. Зажигаем четыре свечи - за каждого из нас, вернувшихся и оставшихся в Киеве. Мы приедем к ним уже другими. Мужчина исчезает, оставив нас одних. Можно молчать. Можно опуститься на теплые камни. Не принадлежать друг другу. Время скользит между нами, разделяет, объединяет, несет на темных волнах. Слов нет, и они не нужны.
Солнце и стон цикад.
- Ты плакала? - спрашивает дочь. Не знаю я...
Человек у входа слегка улыбается, прощается негромко. Время уносит его улыбку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий