Поруганная Никосия

Если бы я знала, что это окажется так тяжело, выбрала бы какой-нибудь другой день.
Стоит перейти границу - и попадаешь в не самый роскошный, но вполне пристойный турецкий квартал. Лаваши и кебабы, привычные закусочные, магазины с псевдовосточными тряпками - очаровательное туристическое разводилово.
Общую тональность нарушают только редкие диссонансы: два героя "Биг Лебовски" продают разложенные на сиденье дряхлого мотороллера билетики сразу нескольких лотерей. Их расхватывают со страшной скоростью: жителям тоталитарных антиутопий свойственно надеяться на чудеса. А мы попали едва ли не в книгу Оруэлла. Еще в нескольких местах - мелкие, грязноватые изможденного вида мужчины стоят возле лотков, с которых у нас в советское время продавали мороженое. Стоят очень гордо, чуть ли не заносчиво: у них - свой бизнес. Товар - чищенные кактусы нопали, по десять штучек в полиэтиленовом кулечке-маечке.
В целом все мирно, движение регулируют низкорослые красотки с короткими косичками и железными нервами, узкие тротуары полны европейцев: походы на турецкую сторону популярны в ЕС. Правда, никто, кажется, толком не знает, чем бы такое заняться: подобные кварталы есть практически в каждом европейском городе. Можно посмотреть развалины, например. Или сходить в помпезный и несколько безмозглый городской музей. Ппосмотреть на останки пятнадцати дервишей. Собственно, в музей даже хочется: на улицах теснота, зной и пыль, а там - просторно и тенисто, как водится в антиутопиях. Нам туда явно не надо.
По своей привычке находить самые неподходящие места, я сворачиваю из туристической зоны всего на пару шагов... Улица узка настолько, что въехавшая в нее машина останавливается и ждет, пока я смогу войти на крылечко дома и вжаться в запертую дверь, потом проезжает, касаясь стен зеркалами. Как они тут разъезжаются - уму непостижимо. Я видела, но описать не смогу. Коротенькая улочка, следующая - еще уже - и мы попадаем в настоящую трущобу. Без намека на зелень, с кошмарными норами вместо домов... Женщин здесь нет: просто не выходят на улицу. Зато помои выливаю именно сюда. Обогнавший нас мальчик-подросток оглядывается очень недобро. Улочка ведет вниз, у меня возникает мысль, что отсюда я не то что могу - отсюда я почти наверняка не выйду. Как позднее выяснилось, моя подруга в это время сочиняла про себя заголовки газет: "Две украинские гражданки пропали вчера на турецкой стороне". Угу, так они и заметили наше отсутствие...
Фффухх, наконец-то проулок, ведет, судя по всему, в сторону центра. Так и есть: мы выходим на площадь Ататюрка.  Здесь мирно, красиво, в центре площади - семиметровая колонна, привезенная некогда венецианцами, впоследствии разрушенная турками и вновь восстановленная в начале прошлого века англичанами. Очаровательная пожилая женщина кормит специально принесенным зерном и крошками огромную стаю голубей. Умные птицы бегают за ней толпой, жаждут общения, поэтому старательно воздерживаются от куса... нагаживания на кормящую руку. Всем хочется мира...
Идем дальше, со всех сторон виден собор Святой Софии, превращенный в мечеть. Мы туда не пойдем. Не сегодня.
Спустя некоторое время туристические тропы не то что заканчиваются, но как-то иссякают. Насколько я понимаю, цивилизованных людей, в отличие от нас, здесь возят автобусами. Позади остались Венецианские стены, мелкие закусочные с мужчинами, глазеющими на нас, как на диковинку (притом диковинку не без гадости). Слева - нечто с мраморными колоннами, памятником из черного снова же мрамора, очень помпезное, не мечеть. Справа - почти бестротуарное пространство, грязные люди возятся вокруг грязных машин, ни одной вывески, зато куча автомастерских, слесарных - когда мы проходим все умолкают, из неосвещенных, лишенных окон микроцехов смотрят очень недвусмысленно: убирайся. Представляю, сколько машин из всей Европы находят здесь свой конец. Еще шаг направо - мама дорогая.
Я не знаю, как это описать. Людям, живущим в этих трущобах, уже все равно, как жить. Дряхлые вещи, включая чьи-то драные панталоны и детские рубашечки, висят на улице прямо на стене. Если их стирали, то это напрасно: на них - толстый слой пыли. Концы одежды валяются по земле. Но, может, у их хозяев просто нет места внутри? В некоторых помещениях с трудом могут разместиться два человека. Теперь понятно, почему продавцы кактусов так гордятся своим бизнесом: у людей, живущих здесь, работы нет. А те, кто надрывается, увеча в темноте чужие машины, явно трудятся не на себя.
Я все-таки чуточку разбираю надписи на указателях: турецкие слова написаны латиницей. Вот только указатели мало помогают: половины улиц на картах просто нет. Кажется, что с меня довольно всего: и  огромных полумесячных стягов, вывешенных на Святой Софии, и черного мрамора, и алых полотнищ на Венецианских стенах - все поднято повыше и сориентировано точно на греческую сторону. Кажется, что с меня довольно руин, оставшихся после бомбежки. Но я зачем-то иду дальше и твержу себе: эти люди не бомбили Никосию, они бедны и живут здесь, потому что у них нет лучших вариантов. Это простые маргиналы, согнанные к границе не по своему выбору. Держу в голове образ старушки с площади Ататюрка.
Опять я не уверена, куда иду, сзади - пяток мужчин, спереди - столько же, сидят, умолкли, смотрят так, словно сейчас кинутся, криминальные лица - а других здесь и не встретишь, тела, усохшие от наркотиков... Смелее, Элина, ты уже ходила через войну, а здесь не так уж страшно, ну-ка, спина прямая, шаг твердый, и не реви, реветь нельзя... Ты - гречанка, это земля твоего народа, а на шее у тебя - крест, который ты никогда не прячешь. И нужно дойти хотя бы до одной своей цели.
У меня в рюкзачке - два утащенных из гостиницы персика. Один я даю подруге, другой начинаю есть сама. Идем неспешно, не видя друг друга, кушаем персик, на котором скрестились лучи лазеров с двух сторон улицы - как он не обуглился! Видим, ощущаем, как земля уходит у них из-под ног.
Ничего на себя не уронив, я величественно доела свой персик, аккуратно, по-хозяйски выбросила косточку в какую-то подвернувшуюся помойку и поняла: ничего они мне не сделают. И в этот момент увидела, что вышла в место, которое искала. Но его ли? Крошечный гибрид сквера с площадью, заборчик, на заборчике - черный кот с дивными глазами, за заборчиком - здание с ободранными стенами. Голый камень - стены и крыша. И в ту же секунду  из-за спины раздалось: здравствуйте. Мужчина. Пожилой. Очень приличный. Чуточку странный. Не турок. Совсем тихо он произнес: это - храм Святого Луки. (Ну да. Его я и искала.) - Вот как? Понятно. - А там - собор Святой Софии. - Зачем вы говорит это нам? - Просто так... Я здесь живу. До свидания.
И растаял, словно его и не было. Кто он? Кого лишился здесь в 74-м? Его слова, его глаза говорили: посмотрите, что они сделали...
Мы заглянули внутрь храма. Там сидел человек в майке и плел коврики и мебель.
Пора идти обратно. Мимо безоконной конурки, в которой две стиснутые стенами женщины пили чай, чуть не вплотную друг к другу сидя на скомканных тряпках - черная от грязи нога упирается в чайничек.... Мимо двух юных красавиц без хиджабов, с коляской - они шли точно, как мы: спина прямая, шаг твердый... Мимо мужчин в неизменных майках. Теперь они почему-то  смотрели испуганно.
Еще шаг - и мы на одной из широких улиц. Напротив нас - горы. В греческую сторону обращен турецкий флаг ровно в полгоры. Чем они его выложили. Не цепеней, Элина, двигайся, нельзя так долго стоять на одном месте. И у тебя есть друзья среди турков.
Мы даже поднялись на Венецианские стены и прошли поверху. Мимо голубя с оторванной головой. Я постоянно трусила, что кто-то закроет единственный выход, но это, наверное, было глупо.
Назад, в туристическую зону, где работают юные красавицы и красавцы, а диковинный продавец лотереи уже все распродал и машет другу. Мы поболтали с тем и с этим, посмеялись с другими. Войска ООН и местные непонятно кто ездят в одинаковых джипах и одинаковой камуфляжке. И те, и другие - сытые, крепкие парни, только миротворцы смотрят спокойно и не ведут себя угрожающе. Пора домой, на греческую сторону. Давно пора.

...в этой проклятой войне, во всех этих проклятых войнах нет ни капли смысла, нет победителей -  одни проигравшие.