Забрав с работы Соню Первую, едем догуливать по Яффо. В этой стране сложно не допускать бестактностей. Говорю, что поели у арабов - весь автобус хмуро уставляется на нас. Понимаю, что совершила ошибку, весело спрашиваю подругу: "А что же у вас Дельфинарий разрушенный? Непорядок!" Автобус каменеет.
- А ты не знаешь? - удивляется Соня. - Весь мир об этом говорил.
Весь мир постоянно говорит о стольких вещах... Я ничего не припоминаю, и Соня рассказывает, что десять лет назад молодежь собралась на летнюю тусовку, большую и шумную дискотеку. Первое июня, Международный день защиты детей... Толпа была особенно густой. Человека в длинном черном пальто не хотели пускать внутрь, какие-то он вызвал сомнения у охраны. Но он нашел выход, выполнил задание. И все. Взорвалась бомба, начиненная медными шариками... Эта дискотека была "русская", на ней собралось особенно много выходцев из бывшего СССР. Сын Сони Второй тоже был среди них, но отошел подальше от толпы - позвонить. Израильтяне решили не реставрировать Дельфинарий в память о жертвах терроризма.
Когда находишься на немирных территориях, главное помнить: все, что происходит, не вина целого народа... В голове моей всплывают воспоминания, лицо держит остатки беззаботности, а люди в автобусе, как ни странно, успокаиваются: понаехавшие, что с них взять.
На набережной возле Яффо фотографируется свадьба. Жених и невеста целуются, оператор снимает их на фоне волн. Передислокация. Подобрав пышные юбки, невеста шлепает по песку босиком. Выйдя на мыс, мы снова видим их: две фигурки, обнявшиеся на закатном берегу, набежавшие с моря облака, пенные барашки - словно ожившая картина Мане, и кажется, что в нее не войти.
Темнеет, мечеть зажгла зеленые огни на минарете. Изящный ворон встраивается в полумесяц, превращается в герб неведомой державы. Соня ругает нас поганками, что не дождались ее показывать старый Яффо. Мы уверяем, что сладкое оставили на прогулочный десерт. И правда: сами мы многое упустили бы. Например, раскопки. И, например, кварталы художников. Улочки шириной с одного человека. Соня ведет посмотреть на женщину, которая вечерами кормит яффских кошек. На парапете - целая столовая. Рыжие, серые, пятнистые и полосатые звери сдержанно ждут своей очереди, для них важно не только поесть, но и посидеть в "домашнем уюте". Старушка - их собственность, и я узнаю это очень быстро. Стоит подойти к ней поближе - а иначе не разминешься - и ближайший кот с коротким мявом бьет лапой по моему кроссовку. Удар настолько сильный, что я чуть не теряю равновесие, но предупредительный. На кроссовке остаются три коротенькие, но почти сквозные царапины. Если бы это порождение ночи вздумало цапнуть меня за ногу, пришлось бы шить. Преисполняюсь уважением: защитник старушек сам чуть больше ботинка.
Вот сюда бы мы точно не зашли, решили бы, что обычный магазин. Галерея Франка Майслера снаружи выглядит очень скромно, зато внутри набита сокровищами. Этот скульптор живет в Израиле с 1960 года. Родился он в Данциге (ныне Гданьск), учился в Манчестере. Его мир - это мир мудрых и смешных евреев, прекрасных и трогательных библейских персонажей, веселых европейцев, великих идей, забавных и грозных животных... И весь этот мир обрушивается на нас. Хватай руками - не хочу. Нет, хочу, потому что внутри многих скульптур Майслера - секрет. В Ноевом Ковчеге - кормленные зверюшки, внутри фигуры художника - безумное и любящее сердце, а в жемчужной раковине, почему-то, лягушка. Открываю дверцы, поворачиваю механизмы - на поверку многие персонажи представляют из себя совершенно не то, чем хотели казаться. Совсем как в жизни. Что за чудо - выставка-игра. И игрушки, между прочим, драгоценны.
Выходим к летающему дереву. Архитектор Ран Морин поместил апельсиновое деревце в огромный горшок, напоминающий проросшее зернышко, и подвесил его над площадью. Дерево парит, покачивается и плодоносит, довольное всеобщим вниманием. Дочка подлазит под неохватное "зерно" с целью сфотографироваться, а я представляю себе заголовки газет "Туристка раздавлена упавшим с неба апельсином".
Рядом - улица Льва. Чувствую себя на своем месте и тут же пускаю новый адрес в дело: становлюсь под старинной стеной в классическую позу ночной охотницы и зазываю прохожих: "Цигель, русо, ай-люлю!" Русо туристо почему-то пугаются. Облико морале и никакой выгоды. Может, не надо было целиться в них фотоаппаратами?
Нагулявшись, возвращаемся на площадь Кдумим, что возле собора Святого Петра. Здесь все близко. Пьем кофе на террасе над морем, к нам присоединился еще и Сонин муж. Эта пара не просто говорит одновременно. Весь их диалог - отшлифованный годами и опытом дуэт, где каждый из инструментов звучит идеально только в сочетании с другим. Жаль, но пора расставаться: мы хотим еще попасть на службу. Все наши попытки оплатить свой капуччино, Сонин муж пресекает рыком: "Я пока еще мужчина!" Переглядываемся: да неужто мы все еще женщины?
Служба - польская. Мы знаем язык и радуемся возможности попеть. Церковь не зря напоминала раковину: голос здесь не бьется эхом, а словно бы растекается по мрамору, чтобы вернуться со всех сторон одновременно. Во время сбора денег кладем на плетеный подносик монетку с цифрой десять. Женщина, проносившая его по рядам взглядывает на нас с изумлением. Неужели десять шекелей - это так непристойно? В душу закрадываются смутные подозрения. Через пару дней узнаем - ну конечно, мы перепутали шекели с агорами, местными копейками. Десять агор - самая мелкая монета. Настоящий аттракцион невиданной щедрости... Сгорая со стыда и одновременно рыдая от смеха, шлем добрые пожелания всем местным валютам мира. Что ж, желание исправить ошибку будет лишним поводом заглянуть еще раз в Яффо, в который - это уже ясно - мы влюбились всей душой.
Выходим с толпой прихожан на свежий воздух. Красиво одетые люди идут не спеша, пользуются возможностью продлить праздник. Им нелегко: воскресенье - рабочий день, и у большинства нет никакой возможности провести его в кругу семьи. Тем, кто в чужих землях празднует субботу, немного легче: шестой день недели все равно выходной.
На набережной - бешеный траффик. Бегуны, велосипедисты... Кто не может бегать, просто быстро ходит вдоль моря. А ближе к Тель-Авиву еще и фланирующие компании. В некоторых местах можно жарить барбекю. Большая семья заняла целую площадку, распаковала горы снеди, включила музыку. Бородатый отец семейства выглядит добрым волшебником, который готовится совершить очередное чудо.
Останавливаемся у Дельфинария. Читаем надписи на камне, который днем закрывали от нас подростки. Это фамилии погибших при взрыве. Русские, украинские, грузинские, армянские... Так вот почему букеты были в темных обертках. Теперь все они лежат у подножия. Наконец позволяем грусти войти в сердце, а вместе с ней незваным гостем проскальзывает гнев. Это очередной порог ассимиляции, а значит, завтра нас ждет трудный день. Уговариваемся провести его на природе.
- А ты не знаешь? - удивляется Соня. - Весь мир об этом говорил.
Весь мир постоянно говорит о стольких вещах... Я ничего не припоминаю, и Соня рассказывает, что десять лет назад молодежь собралась на летнюю тусовку, большую и шумную дискотеку. Первое июня, Международный день защиты детей... Толпа была особенно густой. Человека в длинном черном пальто не хотели пускать внутрь, какие-то он вызвал сомнения у охраны. Но он нашел выход, выполнил задание. И все. Взорвалась бомба, начиненная медными шариками... Эта дискотека была "русская", на ней собралось особенно много выходцев из бывшего СССР. Сын Сони Второй тоже был среди них, но отошел подальше от толпы - позвонить. Израильтяне решили не реставрировать Дельфинарий в память о жертвах терроризма.
Когда находишься на немирных территориях, главное помнить: все, что происходит, не вина целого народа... В голове моей всплывают воспоминания, лицо держит остатки беззаботности, а люди в автобусе, как ни странно, успокаиваются: понаехавшие, что с них взять.
На набережной возле Яффо фотографируется свадьба. Жених и невеста целуются, оператор снимает их на фоне волн. Передислокация. Подобрав пышные юбки, невеста шлепает по песку босиком. Выйдя на мыс, мы снова видим их: две фигурки, обнявшиеся на закатном берегу, набежавшие с моря облака, пенные барашки - словно ожившая картина Мане, и кажется, что в нее не войти.
Темнеет, мечеть зажгла зеленые огни на минарете. Изящный ворон встраивается в полумесяц, превращается в герб неведомой державы. Соня ругает нас поганками, что не дождались ее показывать старый Яффо. Мы уверяем, что сладкое оставили на прогулочный десерт. И правда: сами мы многое упустили бы. Например, раскопки. И, например, кварталы художников. Улочки шириной с одного человека. Соня ведет посмотреть на женщину, которая вечерами кормит яффских кошек. На парапете - целая столовая. Рыжие, серые, пятнистые и полосатые звери сдержанно ждут своей очереди, для них важно не только поесть, но и посидеть в "домашнем уюте". Старушка - их собственность, и я узнаю это очень быстро. Стоит подойти к ней поближе - а иначе не разминешься - и ближайший кот с коротким мявом бьет лапой по моему кроссовку. Удар настолько сильный, что я чуть не теряю равновесие, но предупредительный. На кроссовке остаются три коротенькие, но почти сквозные царапины. Если бы это порождение ночи вздумало цапнуть меня за ногу, пришлось бы шить. Преисполняюсь уважением: защитник старушек сам чуть больше ботинка.
Вот сюда бы мы точно не зашли, решили бы, что обычный магазин. Галерея Франка Майслера снаружи выглядит очень скромно, зато внутри набита сокровищами. Этот скульптор живет в Израиле с 1960 года. Родился он в Данциге (ныне Гданьск), учился в Манчестере. Его мир - это мир мудрых и смешных евреев, прекрасных и трогательных библейских персонажей, веселых европейцев, великих идей, забавных и грозных животных... И весь этот мир обрушивается на нас. Хватай руками - не хочу. Нет, хочу, потому что внутри многих скульптур Майслера - секрет. В Ноевом Ковчеге - кормленные зверюшки, внутри фигуры художника - безумное и любящее сердце, а в жемчужной раковине, почему-то, лягушка. Открываю дверцы, поворачиваю механизмы - на поверку многие персонажи представляют из себя совершенно не то, чем хотели казаться. Совсем как в жизни. Что за чудо - выставка-игра. И игрушки, между прочим, драгоценны.
Выходим к летающему дереву. Архитектор Ран Морин поместил апельсиновое деревце в огромный горшок, напоминающий проросшее зернышко, и подвесил его над площадью. Дерево парит, покачивается и плодоносит, довольное всеобщим вниманием. Дочка подлазит под неохватное "зерно" с целью сфотографироваться, а я представляю себе заголовки газет "Туристка раздавлена упавшим с неба апельсином".
Рядом - улица Льва. Чувствую себя на своем месте и тут же пускаю новый адрес в дело: становлюсь под старинной стеной в классическую позу ночной охотницы и зазываю прохожих: "Цигель, русо, ай-люлю!" Русо туристо почему-то пугаются. Облико морале и никакой выгоды. Может, не надо было целиться в них фотоаппаратами?
Нагулявшись, возвращаемся на площадь Кдумим, что возле собора Святого Петра. Здесь все близко. Пьем кофе на террасе над морем, к нам присоединился еще и Сонин муж. Эта пара не просто говорит одновременно. Весь их диалог - отшлифованный годами и опытом дуэт, где каждый из инструментов звучит идеально только в сочетании с другим. Жаль, но пора расставаться: мы хотим еще попасть на службу. Все наши попытки оплатить свой капуччино, Сонин муж пресекает рыком: "Я пока еще мужчина!" Переглядываемся: да неужто мы все еще женщины?
Служба - польская. Мы знаем язык и радуемся возможности попеть. Церковь не зря напоминала раковину: голос здесь не бьется эхом, а словно бы растекается по мрамору, чтобы вернуться со всех сторон одновременно. Во время сбора денег кладем на плетеный подносик монетку с цифрой десять. Женщина, проносившая его по рядам взглядывает на нас с изумлением. Неужели десять шекелей - это так непристойно? В душу закрадываются смутные подозрения. Через пару дней узнаем - ну конечно, мы перепутали шекели с агорами, местными копейками. Десять агор - самая мелкая монета. Настоящий аттракцион невиданной щедрости... Сгорая со стыда и одновременно рыдая от смеха, шлем добрые пожелания всем местным валютам мира. Что ж, желание исправить ошибку будет лишним поводом заглянуть еще раз в Яффо, в который - это уже ясно - мы влюбились всей душой.
Выходим с толпой прихожан на свежий воздух. Красиво одетые люди идут не спеша, пользуются возможностью продлить праздник. Им нелегко: воскресенье - рабочий день, и у большинства нет никакой возможности провести его в кругу семьи. Тем, кто в чужих землях празднует субботу, немного легче: шестой день недели все равно выходной.
На набережной - бешеный траффик. Бегуны, велосипедисты... Кто не может бегать, просто быстро ходит вдоль моря. А ближе к Тель-Авиву еще и фланирующие компании. В некоторых местах можно жарить барбекю. Большая семья заняла целую площадку, распаковала горы снеди, включила музыку. Бородатый отец семейства выглядит добрым волшебником, который готовится совершить очередное чудо.
Останавливаемся у Дельфинария. Читаем надписи на камне, который днем закрывали от нас подростки. Это фамилии погибших при взрыве. Русские, украинские, грузинские, армянские... Так вот почему букеты были в темных обертках. Теперь все они лежат у подножия. Наконец позволяем грусти войти в сердце, а вместе с ней незваным гостем проскальзывает гнев. Это очередной порог ассимиляции, а значит, завтра нас ждет трудный день. Уговариваемся провести его на природе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий