Как рано здесь включается солнце - мы ни разу не видели рассвета! Подав себе кофе в постель и нагрузившись виноградом, питой и полотенцами, шествуем на пляж, пытаясь не смотреть в лицо бледному спросонок, укутанному в куртки и сапоги городу. Город, напротив, меряет нас взглядом, в котором читается единая мысль: "Идиотки ненормальные".
У моря - очаровательный сквер. Основан он, в общем-то, по грустному поводу: в память о разбомбленном британском дредноуте. Но повод был давно, а сам памятник так светел! Острые поднятые углы клумб образуют стилизованные нос и корму разбитого корабля, между ними ведет извилистый спуск на набережную.
На пляже стоят шезлонги, и мы бдительно озираемся в пользе грабителя, готового отнять у нас двенадцать шекелей за право поваляться. Чудо чудное, диво дивное - именно на этом пляже почему-то и денег не берут - не сезон, и лежаки не убирают. Марокканские парни даже счищают с них песок пушистыми метлами.
Нас окружает довольно причудливый народ: кто занимается йогой, кто бегает по приливной полосе, иногда с собаками, которым официально вход сюда воспрещен. Сзади возится машина, просеивающая песок от мусора. Море по местным меркам спокойно. Можно позволить себе утреннюю игру. Зайти поглубже и застыть на воде в ожидании. Вот она, большая волна! Теперь - поймать гребень и грести-грести-грести изо всех сил! Упустишь - следующая волна шлепнет по голове. Удержишь - и живая радостная сила подхватит, понесет к берегу, опустит на песок. Усаживаюсь на мелководье. Тут же налетают какие-то местные селедки с целью обнюхать и пожевать. Дочка их гоняет, а я не против. Рыбки похожи на стаю щенков, возящихся у ног.
Развалившись на солнце, слышу с соседнего шезлонга ровное ворчание: "Почему нет такой работы - отдыхать? Почему никто не хочет мне платить за качественный отдых? Лучше всего я это умею". Итс май герл, и мысли у нее мои. Передавая привет Жванецкому, Гришковцу и всем, кто понимает толк в детстве и лете, щиплем с ветки ягоды, просвечивающие янтарем. Рядом с нами раздевается компания русских - только понаехавшие загорают в начале зимы. Несколько местных жителей сидят одетые, читают книги на свежем воздухе. Говорят, что в разгар сезона здесь тесно и грязновато, и сами тель-авивцы предпочитают выбираться куда-то подальше, например, в Нетанию. Но сейчас это царство ветра, чистоты и пустоты. Русских - и тех совсем мало: большинство из них живут дальше, в гостиничном комплексе с почти своим (в Израиле нет частных пляжей) побережьем, адаптированными под иностранные вкусы кафе и раскладками со всякой курортной дребеденью. Даже в будке спасателя есть живая душа. Сейчас эта душа из глубины своей как раз произносит темпераментный монолог:
- Господа! Господы! Иды сюда, там опасно!
Никакого ответа.
- Иды сюда! Ну, иды!
Голос из мегафона становится льстивым, как у старушки, заманивающей курицу:
- Иды сюдаааа, знаешь ведь, что там опасно. Утонешь. Иды сюда уже, идыыы... Ай, молодэээц, иды, иды...
Окрываем для себя неожиданное преимущество работы спасателя: хочешь не хочешь, а языки выучишь.
И все же сегодня мы никого не любим. Правильно выбрали прогулки от людей подальше. Через новые районы идем к нашей цели, парку Ха-Яркон. Говорят, там много птиц. Говорят, там очень красиво. Кактусовый сад, сад камней, тропический сад... Все это расположено вдоль реки Яркон, которую мы и ищем наугад, потому что забыли, как она называется. Знаем только, что впадает в Средиземное море, следовательно, можно ориентироваться по направлению побережья. Присаживаемся на скамейки-кресла отдохнуть и сделать фото. Вокруг нас ходит уборщик, смотрим на него волком, он отодвигается подальше. Нафотографировавшись, поднимаемся и понимаем, что парень все это время ждал, чтобы могла подъехать мусоровозка, не хотел портить нам задний план, а мы - бесчувственные выдры.
Прямо по курсу - полоса воды. Она неширока, а меж тем это самая крупная прибрежная река Израиля. С двух сторон - неширокие зеленые газоны. Это парк?! Мы находимся в нижней его части, рассчитываем подняться вверх по течению и прийти на просторную территорию с озером. Уже усталые, упорно бредем по аллее. Вспоминаем Сониного мужа, который предлагал нам посетить еще и парк Сафари. Полные ненависти к миру, бурчим: "Вот это парк. Всем паркам парк. Три дерева между домами. Надо еще посмотреть, какой там Сафари. Поди, три бегемота..." Наконец, усталость берет свое, падаем на лавочки, пьем воду с лимоном. Здесь нужно все время пить - гуляем мы подолгу, а солнце и соленый ветер могут привести к обезвоживанию. Надо же, теперь парк не кажется нам таким уж ничтожным. Да и река ничего себе... И Сафари, наверное, неплохое. Всю прогулку у нас так: начиная валиться с ног, вспоминаем про трех бегемотов и ищем скамейку.
А парк (на самом деле это целая цепь парков, но мы их не различаем) становится все краше. Перед нами то млеющие под закатным солнцем и струями фонтанов мягкие холмы - на склонах сидят толстые птицы, гуси какие-то. То вольера с оленями, страусами и павлинами для детей.
По реке гребет-надрывается девушка на каноэ. Сзади на крошечном катере едет тренер, ругает ее в мегафон. Усталые, ругаем его от души: расселся, пока девушка надрывается.
Солнце садится, нам страшновато оставаться здесь, но упрямство гонит вверх по реке, а парк все шире, все прекраснее. Зеленые поляны с баобабами. Хвойные перелески. Над головой проносятся стаи птиц с хвостами, как стрелы, орут пронзительно, не садятся. Наконец удается их рассмотреть, оказывается, это зеленые попугаи. Пропускаем группку людей с особыми потребностями. Девушка с ДЦП, счастливая, крутит педали специально оборудованного велосипеда. Радуемся ее сиянию.
Под мостом, там, где обычно спят бродяги, причудливыми группками привинчены металлические стулья и столики. Но мы уже боимся отдыхать: почти наступила ночь, а мы даже не понимаем, где находимся. Голос разума велит выходить - и умолкает: среди густого леса зажглись зеленые фонарики, неведомые деревья стоят тесно-тесно, хранят секрет. А за ними над речным рукавом нахохлилась белоснежная цапля, и ясно видно, что в тайну она посвящена.
Здесь есть еще и парк птиц. Попугаи уже закрыты на ночь, но совершенно не прочь поболтать через щелочку. А дальше - поляна пикников, городок игр и аттракционов, где-то слева, мы знаем, есть спортивные поля, но мы туда не пойдем, слишком поздно. Направимся лучше к озеру в центре парка, там мамы с детьми кормят уток. Посидим с ними, узнаем дорогу домой. Молодая красавица, приманивая уток, говорит малышке-дочке: "Кря-кря-кря!" Значит, русскоязычная. На наш вопрос, как попасть к Дезингоф-центру, удивляется: "Но это вам нужно в Тель-Авив!" Оказывается, мы вышли в другом городе. Всё мы знаем про реку Яркон, кроме одного: ее длина - 27,5 км, и мы прошагали больше трети.
Автобус до Тель-Авива никак не идет, от него придется еще полчаса идти до другого автобуса, а мы устали, а женщины на остановке не говорят ни на одном языке, кроме иврита... И мы решаемся ловить такси. Замечательно, что здесь можно "голосовать", не во всех странах так. В такси установлены счетчики, но можно и торговаться. Вторая же попытка приносит удачу, шофер готов сбить цену почти вдвое. Только теперь мы понимаем, как далеко забрались: пока машина идет, я успеваю поболтать по телефону, вздремнуть, проснуться... В салоне играет потрясающая музыка, снаружи - ночь и пальмы, в крови - усталость и жар, чувствую себя внутри клипа Desert Rose. На выходе таксист возмущается: вместо десяти шекелей ему подсунули десять агор.
Сегодня - Хелловин, но здесь его почти не отмечают. Покупаем в Дезингоф-центре пушистые ушки, усаживаемся в МакДоналдсе - ужасно хочется чего-нибудь вредного. Приличные мамы и бабушки обливают нас презрением, зато дети в восторге. Пока я фотографирую МакФалафель - на деле кругленькие кусочки курицы - дочь съедает мою картошку. Возмущаюсь так, словно она бросила меня голодать в пустыне, а сама чувствую: порог ассимиляции преодолен. Еще в такси его смыли усталость и музыка. Пьем вино с горы Кармель, а сами думаем: как же мы после такого похода выдержим завтрашний день? Ведь завтра нас ждет Иерусалим.
У моря - очаровательный сквер. Основан он, в общем-то, по грустному поводу: в память о разбомбленном британском дредноуте. Но повод был давно, а сам памятник так светел! Острые поднятые углы клумб образуют стилизованные нос и корму разбитого корабля, между ними ведет извилистый спуск на набережную.
На пляже стоят шезлонги, и мы бдительно озираемся в пользе грабителя, готового отнять у нас двенадцать шекелей за право поваляться. Чудо чудное, диво дивное - именно на этом пляже почему-то и денег не берут - не сезон, и лежаки не убирают. Марокканские парни даже счищают с них песок пушистыми метлами.
Нас окружает довольно причудливый народ: кто занимается йогой, кто бегает по приливной полосе, иногда с собаками, которым официально вход сюда воспрещен. Сзади возится машина, просеивающая песок от мусора. Море по местным меркам спокойно. Можно позволить себе утреннюю игру. Зайти поглубже и застыть на воде в ожидании. Вот она, большая волна! Теперь - поймать гребень и грести-грести-грести изо всех сил! Упустишь - следующая волна шлепнет по голове. Удержишь - и живая радостная сила подхватит, понесет к берегу, опустит на песок. Усаживаюсь на мелководье. Тут же налетают какие-то местные селедки с целью обнюхать и пожевать. Дочка их гоняет, а я не против. Рыбки похожи на стаю щенков, возящихся у ног.
Развалившись на солнце, слышу с соседнего шезлонга ровное ворчание: "Почему нет такой работы - отдыхать? Почему никто не хочет мне платить за качественный отдых? Лучше всего я это умею". Итс май герл, и мысли у нее мои. Передавая привет Жванецкому, Гришковцу и всем, кто понимает толк в детстве и лете, щиплем с ветки ягоды, просвечивающие янтарем. Рядом с нами раздевается компания русских - только понаехавшие загорают в начале зимы. Несколько местных жителей сидят одетые, читают книги на свежем воздухе. Говорят, что в разгар сезона здесь тесно и грязновато, и сами тель-авивцы предпочитают выбираться куда-то подальше, например, в Нетанию. Но сейчас это царство ветра, чистоты и пустоты. Русских - и тех совсем мало: большинство из них живут дальше, в гостиничном комплексе с почти своим (в Израиле нет частных пляжей) побережьем, адаптированными под иностранные вкусы кафе и раскладками со всякой курортной дребеденью. Даже в будке спасателя есть живая душа. Сейчас эта душа из глубины своей как раз произносит темпераментный монолог:
- Господа! Господы! Иды сюда, там опасно!
Никакого ответа.
- Иды сюда! Ну, иды!
Голос из мегафона становится льстивым, как у старушки, заманивающей курицу:
- Иды сюдаааа, знаешь ведь, что там опасно. Утонешь. Иды сюда уже, идыыы... Ай, молодэээц, иды, иды...
Окрываем для себя неожиданное преимущество работы спасателя: хочешь не хочешь, а языки выучишь.
И все же сегодня мы никого не любим. Правильно выбрали прогулки от людей подальше. Через новые районы идем к нашей цели, парку Ха-Яркон. Говорят, там много птиц. Говорят, там очень красиво. Кактусовый сад, сад камней, тропический сад... Все это расположено вдоль реки Яркон, которую мы и ищем наугад, потому что забыли, как она называется. Знаем только, что впадает в Средиземное море, следовательно, можно ориентироваться по направлению побережья. Присаживаемся на скамейки-кресла отдохнуть и сделать фото. Вокруг нас ходит уборщик, смотрим на него волком, он отодвигается подальше. Нафотографировавшись, поднимаемся и понимаем, что парень все это время ждал, чтобы могла подъехать мусоровозка, не хотел портить нам задний план, а мы - бесчувственные выдры.
Прямо по курсу - полоса воды. Она неширока, а меж тем это самая крупная прибрежная река Израиля. С двух сторон - неширокие зеленые газоны. Это парк?! Мы находимся в нижней его части, рассчитываем подняться вверх по течению и прийти на просторную территорию с озером. Уже усталые, упорно бредем по аллее. Вспоминаем Сониного мужа, который предлагал нам посетить еще и парк Сафари. Полные ненависти к миру, бурчим: "Вот это парк. Всем паркам парк. Три дерева между домами. Надо еще посмотреть, какой там Сафари. Поди, три бегемота..." Наконец, усталость берет свое, падаем на лавочки, пьем воду с лимоном. Здесь нужно все время пить - гуляем мы подолгу, а солнце и соленый ветер могут привести к обезвоживанию. Надо же, теперь парк не кажется нам таким уж ничтожным. Да и река ничего себе... И Сафари, наверное, неплохое. Всю прогулку у нас так: начиная валиться с ног, вспоминаем про трех бегемотов и ищем скамейку.
А парк (на самом деле это целая цепь парков, но мы их не различаем) становится все краше. Перед нами то млеющие под закатным солнцем и струями фонтанов мягкие холмы - на склонах сидят толстые птицы, гуси какие-то. То вольера с оленями, страусами и павлинами для детей.
По реке гребет-надрывается девушка на каноэ. Сзади на крошечном катере едет тренер, ругает ее в мегафон. Усталые, ругаем его от души: расселся, пока девушка надрывается.
Солнце садится, нам страшновато оставаться здесь, но упрямство гонит вверх по реке, а парк все шире, все прекраснее. Зеленые поляны с баобабами. Хвойные перелески. Над головой проносятся стаи птиц с хвостами, как стрелы, орут пронзительно, не садятся. Наконец удается их рассмотреть, оказывается, это зеленые попугаи. Пропускаем группку людей с особыми потребностями. Девушка с ДЦП, счастливая, крутит педали специально оборудованного велосипеда. Радуемся ее сиянию.
Под мостом, там, где обычно спят бродяги, причудливыми группками привинчены металлические стулья и столики. Но мы уже боимся отдыхать: почти наступила ночь, а мы даже не понимаем, где находимся. Голос разума велит выходить - и умолкает: среди густого леса зажглись зеленые фонарики, неведомые деревья стоят тесно-тесно, хранят секрет. А за ними над речным рукавом нахохлилась белоснежная цапля, и ясно видно, что в тайну она посвящена.
Здесь есть еще и парк птиц. Попугаи уже закрыты на ночь, но совершенно не прочь поболтать через щелочку. А дальше - поляна пикников, городок игр и аттракционов, где-то слева, мы знаем, есть спортивные поля, но мы туда не пойдем, слишком поздно. Направимся лучше к озеру в центре парка, там мамы с детьми кормят уток. Посидим с ними, узнаем дорогу домой. Молодая красавица, приманивая уток, говорит малышке-дочке: "Кря-кря-кря!" Значит, русскоязычная. На наш вопрос, как попасть к Дезингоф-центру, удивляется: "Но это вам нужно в Тель-Авив!" Оказывается, мы вышли в другом городе. Всё мы знаем про реку Яркон, кроме одного: ее длина - 27,5 км, и мы прошагали больше трети.
Автобус до Тель-Авива никак не идет, от него придется еще полчаса идти до другого автобуса, а мы устали, а женщины на остановке не говорят ни на одном языке, кроме иврита... И мы решаемся ловить такси. Замечательно, что здесь можно "голосовать", не во всех странах так. В такси установлены счетчики, но можно и торговаться. Вторая же попытка приносит удачу, шофер готов сбить цену почти вдвое. Только теперь мы понимаем, как далеко забрались: пока машина идет, я успеваю поболтать по телефону, вздремнуть, проснуться... В салоне играет потрясающая музыка, снаружи - ночь и пальмы, в крови - усталость и жар, чувствую себя внутри клипа Desert Rose. На выходе таксист возмущается: вместо десяти шекелей ему подсунули десять агор.
Сегодня - Хелловин, но здесь его почти не отмечают. Покупаем в Дезингоф-центре пушистые ушки, усаживаемся в МакДоналдсе - ужасно хочется чего-нибудь вредного. Приличные мамы и бабушки обливают нас презрением, зато дети в восторге. Пока я фотографирую МакФалафель - на деле кругленькие кусочки курицы - дочь съедает мою картошку. Возмущаюсь так, словно она бросила меня голодать в пустыне, а сама чувствую: порог ассимиляции преодолен. Еще в такси его смыли усталость и музыка. Пьем вино с горы Кармель, а сами думаем: как же мы после такого похода выдержим завтрашний день? Ведь завтра нас ждет Иерусалим.
Комментариев нет:
Отправить комментарий