Пора выходить в большой мир. И придется-таки вставать пораньше, уже к 10 утра Катманду превращается в сумасшедший дом. Полтора миллиона зарегистрированных жителей и уйма нелегалов несутся куда-то по узким улицам, торгуют - весь город в большей или меньшей степени что-то продает. Это, кстати, признак неблагополучия. Предложение превышает спрос. Встать нелегко, но есть один бодрящий момент. Каждое утро, ровно в шесть, мимо летят орлы по своим орлиным делам и точно возле нашего окна здороваются. Не с нами, а друг с другом, конечно. Вот и вторая вещь, о которой я буду тосковать всегда, и знаю это. Печальный протяжный свист не приедается, его можно слушать бесконечно, и каждый раз он звучит по-новому. Три ноты, понижающийся аккорд. Голос неба.
Смеющийся портье отбирает чашки, которые мы несем в ресторан после кофепития в шатре, швейцар в парадной форме щелкает каблуками. После того, как мы поймали обиженного дедушку, извинились и вручили-таки нормальные чаевые, на нас никто не сердится. И все-таки, они здесь избалованы: американцы могут позволить себе намного больше в плане раздачи денег.
Осмелевшие, решаем идти через Тамель. Владения летучих мышей, нестерпимо вонючие. Непали смотрят на нас с изумлением - отчего не бежим оттуда скорее, почему застыли? А мы никак не можем оторваться. На огромных местных акациях висят оранжевые пушистые апельсины с черными мордами и крыльями и орут во весь голос. Наверное, обсуждают события прошедшей ночи. Некоторые ищут местечки поудобнее и даже дерутся вниз головами. Молотят друг друга кулаками, остальные подбадривают. Рыцари плаща и кинжала, и так же небезопасны: зазеваешься - нагадят на голову.
Рядом с мышиной стаей - человечья. Правда, эта не так весела. Темные лица, злые глаза. Нелегалы стоят плотно, как скот в загоне, ожидая разрешения войти в подобный дворцу департамент, выдающий вожделенные виды на жительство. Стоят не первые сутки. Малыши возятся на асфальте. Самые богатые из понаехавших покупают у торговки копеечное печенье, чайные пакетики. Картонный ящик чуть не под колесами, тротуар здесь особенно узок. Как бы случайно нам заступают дорогу, выставляют локти. Норовят наступить на ногу. За плечами у них - горе, война, голод и безысходность. И ненависть к богатым туристам, шагающим мимо. Наверное, многие играют важную роль в здешних кровопролитных бунтах. У нас свои трудности, но кого это волнует. Если толпа пойдет по нам, никто не станет разбираться, какими мы были людьми. Здесь надо быть твердой. Сжимаю губы, сужаю глаза над маской. Мужчины дают дорогу. Нам ходить мимо них каждый день.
Уличные люди проснулись недавно, варят какое-то пойло здесь же, на тротуаре, на крошечных таганках. Нищий, издеваясь, предлагает нам свой завтрак. Пахнет хорошо, между прочим. Если бы не страх инфекции, я бы отхлебнула. Улыбаюсь, показываю, как симпатично выглядит его еда. Этот обезоружен.
Когда я приехала домой, меня многие спросили: Ну, тебе понравилось? Я каждый день иду своей дорогой мимо этих людей, мимо их горя, мимо безногого, бегущего по тротуару на четвереньках, мимо мальчишек, умирающих в неведомых грезах, мимо нищего, демонстрирующего прохожим огромную, больше тела, ногу - это даже не слоновая болезнь, внутри, кажется, нет кости - мимо старухи, у которой вместо стопы - огромный гноящийся струп, мимо всего, чему я не могу помочь. Ну конечно, мне понравилось.
В Тамеле пока тихо, можно наслаждаться простой и дивной архитектурой. Прямые улицы, однако, становятся все беднее и извилистее, камни под ногами превращаются в землю. Здесь уже не продают кашемир - прямо на тротуары выставлены мясные столы, над фрагментами неизвестных животных вьются мухи. А это что такое желтое? Кажется, утка. Нам не по себе, тем более что все они продолжают серьезно смотреть прямо в глаза. Стараюсь хотя бы не навернуться на неровной почве. Лавки крошечные, ведь и сами непальцы невысоки. По сути это малюсенькие комнаты без передней стены. Такие же и квартиры первых этажей. Крошечное помещение без стены, с земляным полом. На полу - синие и желтые баки для воды. Начинаю понимать, как она здесь драгоценна. В Непале очень странная стыдливость. Одежда должна быть закрытой, но, по сути, все нетуристические районы - одна большая коммуналка. Люди чистят зубы на улице - очень сосредоточенно, расчесывают волосы, собирают детей в школу, все напоказ. Кроме баков, в комнатах стоят маленькие плитки и телевизоры. Спальные матрасы, наверное, убирают, как в Японии.
А мы совсем потерялись. Помои текут под ногами, все куда-то бегут. Надо спрашивать дорогу. Уличные торговцы не понимают по-английски, но в обсуждение включается вся площадь у очередного храма. Маша руками, три раза показывают: направо, прямо, налево. Оказывается, здесь совсем другие люди. Им не нужны наши деньги, они просто хотят помочь. А мы, оказывается, шли правильно.
Храбро шагаем чужими улицами, мимо ступ и индуистских храмов, мимо мужчин, собравшихся поболтать на площади - при нашем появлении умолкают и снова смотрят. От этого можно сойти с ума. Симпатичная тихая улочка выводит к школе, да не простой, а английской. Решаемся зайти во двор. Надо сказать, в Непале с образованием очень строго. Абсолютно все домашние дети на нашем пути если не идут в школу, то возвращаются из нее. Формы разного качества и достоинства, в зависимости от благосостояния родителей, но все светлые и опрятные. Это ж не настираться, - ужасаемся мы. Девочки в плиссированных юбочках и белых колготках, мальчики в галстучках.
Во дворе нас встречает учитель. Он не приглашает в школу - там идут занятия, но предлагает заглянуть в окна со двора. Классы набиты битком, у детей серьезные лица. Для младших во дворе устроена детская площадка и клетка с голубями, для старших есть спортивные снаряды. Откуда-то доносится хоровое пение. Дети здесь под особой защитой: ни война, ни разбой не должны коснуться школы. Вот только возвращаться домой им приходится в одиночку. Кто шагает сам, кто ведет за руку младших. Впрочем, у привилегированных заведений есть даже бронированные автобусы, а в школах попроще - развозки. Воздух прямо-таки излучает воспитанность и уважение, притом что дети - живые и веселые, обычные шаловливые дети. У меня сжимается сердце: для большинства из них, умных, честных и хорошо образованных, не найдется работы. Впрочем, и это нам знакомо.
У порога школы - молодые родители, приехавшие на скуттере вчетвером: с мальчиками лет пяти и двух-трех. Между прочим, каску надевает только водитель скуттера, остальные сидят так. Дети зажаты между родителями или висят на багажнике. Я бы умерла от ужаса. Родители, кажется, хотят записать самого маленького в школу - похоже, тут высокая конкуренция. А мы выходим на прямую светлую улицу, до Королевской площади - рукой подать.
Смеющийся портье отбирает чашки, которые мы несем в ресторан после кофепития в шатре, швейцар в парадной форме щелкает каблуками. После того, как мы поймали обиженного дедушку, извинились и вручили-таки нормальные чаевые, на нас никто не сердится. И все-таки, они здесь избалованы: американцы могут позволить себе намного больше в плане раздачи денег.
Осмелевшие, решаем идти через Тамель. Владения летучих мышей, нестерпимо вонючие. Непали смотрят на нас с изумлением - отчего не бежим оттуда скорее, почему застыли? А мы никак не можем оторваться. На огромных местных акациях висят оранжевые пушистые апельсины с черными мордами и крыльями и орут во весь голос. Наверное, обсуждают события прошедшей ночи. Некоторые ищут местечки поудобнее и даже дерутся вниз головами. Молотят друг друга кулаками, остальные подбадривают. Рыцари плаща и кинжала, и так же небезопасны: зазеваешься - нагадят на голову.
Рядом с мышиной стаей - человечья. Правда, эта не так весела. Темные лица, злые глаза. Нелегалы стоят плотно, как скот в загоне, ожидая разрешения войти в подобный дворцу департамент, выдающий вожделенные виды на жительство. Стоят не первые сутки. Малыши возятся на асфальте. Самые богатые из понаехавших покупают у торговки копеечное печенье, чайные пакетики. Картонный ящик чуть не под колесами, тротуар здесь особенно узок. Как бы случайно нам заступают дорогу, выставляют локти. Норовят наступить на ногу. За плечами у них - горе, война, голод и безысходность. И ненависть к богатым туристам, шагающим мимо. Наверное, многие играют важную роль в здешних кровопролитных бунтах. У нас свои трудности, но кого это волнует. Если толпа пойдет по нам, никто не станет разбираться, какими мы были людьми. Здесь надо быть твердой. Сжимаю губы, сужаю глаза над маской. Мужчины дают дорогу. Нам ходить мимо них каждый день.
Уличные люди проснулись недавно, варят какое-то пойло здесь же, на тротуаре, на крошечных таганках. Нищий, издеваясь, предлагает нам свой завтрак. Пахнет хорошо, между прочим. Если бы не страх инфекции, я бы отхлебнула. Улыбаюсь, показываю, как симпатично выглядит его еда. Этот обезоружен.
Когда я приехала домой, меня многие спросили: Ну, тебе понравилось? Я каждый день иду своей дорогой мимо этих людей, мимо их горя, мимо безногого, бегущего по тротуару на четвереньках, мимо мальчишек, умирающих в неведомых грезах, мимо нищего, демонстрирующего прохожим огромную, больше тела, ногу - это даже не слоновая болезнь, внутри, кажется, нет кости - мимо старухи, у которой вместо стопы - огромный гноящийся струп, мимо всего, чему я не могу помочь. Ну конечно, мне понравилось.
В Тамеле пока тихо, можно наслаждаться простой и дивной архитектурой. Прямые улицы, однако, становятся все беднее и извилистее, камни под ногами превращаются в землю. Здесь уже не продают кашемир - прямо на тротуары выставлены мясные столы, над фрагментами неизвестных животных вьются мухи. А это что такое желтое? Кажется, утка. Нам не по себе, тем более что все они продолжают серьезно смотреть прямо в глаза. Стараюсь хотя бы не навернуться на неровной почве. Лавки крошечные, ведь и сами непальцы невысоки. По сути это малюсенькие комнаты без передней стены. Такие же и квартиры первых этажей. Крошечное помещение без стены, с земляным полом. На полу - синие и желтые баки для воды. Начинаю понимать, как она здесь драгоценна. В Непале очень странная стыдливость. Одежда должна быть закрытой, но, по сути, все нетуристические районы - одна большая коммуналка. Люди чистят зубы на улице - очень сосредоточенно, расчесывают волосы, собирают детей в школу, все напоказ. Кроме баков, в комнатах стоят маленькие плитки и телевизоры. Спальные матрасы, наверное, убирают, как в Японии.
А мы совсем потерялись. Помои текут под ногами, все куда-то бегут. Надо спрашивать дорогу. Уличные торговцы не понимают по-английски, но в обсуждение включается вся площадь у очередного храма. Маша руками, три раза показывают: направо, прямо, налево. Оказывается, здесь совсем другие люди. Им не нужны наши деньги, они просто хотят помочь. А мы, оказывается, шли правильно.
Храбро шагаем чужими улицами, мимо ступ и индуистских храмов, мимо мужчин, собравшихся поболтать на площади - при нашем появлении умолкают и снова смотрят. От этого можно сойти с ума. Симпатичная тихая улочка выводит к школе, да не простой, а английской. Решаемся зайти во двор. Надо сказать, в Непале с образованием очень строго. Абсолютно все домашние дети на нашем пути если не идут в школу, то возвращаются из нее. Формы разного качества и достоинства, в зависимости от благосостояния родителей, но все светлые и опрятные. Это ж не настираться, - ужасаемся мы. Девочки в плиссированных юбочках и белых колготках, мальчики в галстучках.
Во дворе нас встречает учитель. Он не приглашает в школу - там идут занятия, но предлагает заглянуть в окна со двора. Классы набиты битком, у детей серьезные лица. Для младших во дворе устроена детская площадка и клетка с голубями, для старших есть спортивные снаряды. Откуда-то доносится хоровое пение. Дети здесь под особой защитой: ни война, ни разбой не должны коснуться школы. Вот только возвращаться домой им приходится в одиночку. Кто шагает сам, кто ведет за руку младших. Впрочем, у привилегированных заведений есть даже бронированные автобусы, а в школах попроще - развозки. Воздух прямо-таки излучает воспитанность и уважение, притом что дети - живые и веселые, обычные шаловливые дети. У меня сжимается сердце: для большинства из них, умных, честных и хорошо образованных, не найдется работы. Впрочем, и это нам знакомо.
У порога школы - молодые родители, приехавшие на скуттере вчетвером: с мальчиками лет пяти и двух-трех. Между прочим, каску надевает только водитель скуттера, остальные сидят так. Дети зажаты между родителями или висят на багажнике. Я бы умерла от ужаса. Родители, кажется, хотят записать самого маленького в школу - похоже, тут высокая конкуренция. А мы выходим на прямую светлую улицу, до Королевской площади - рукой подать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий