Псевдотолерантность, назовем ее так

Смотрю прекрасный американский фильм. Героиня ставит себя во все неловкие положения сразу. Она говорит с черным о расе, с мамой гея - о трудностях жизни ребенка нетрадиционной ориентации и так далее. При этом политика авторов понятна, и мы видим ее подчеркнуто и ясно: черный парень - чуткий и тонкий, гей - добрый и беспомощный, глухой - самый-самый наблюдательный в плане человеческих душ... И который раз меня задевает это плоскостное мышление. Если мы по-настоящему толерантны, зачем так упорно доказывать, что кто-то класснее всех классных? Разве люди не имеют права быть в плохом настроении, странными или просто противными на том основании, что они - люди и разные? Разве их раса, здоровье или личностный выбор действительно влияют на их поведение и требуют особого отношения?

Я вам расскажу о своем городе

Я вам расскажу о своем городе.
По утрам с моей, некогда пустой, станции метро уходят набитые поезда. И в воскресенье тоже. Раньше по воскресеньям здесь гуляло эхо, теперь его глушат толстые куртки и лыжные штаны. Тренд моего не в меру гламурного города сейчас - лыжные штаны. И ботинки на толстой мягкой подошве. В ботинках - несколько пар носков, штаны раздуваются. Небось, третья пара. Совсем недавно ходили в драных джинсах и мягких шерстяных брюках. И даже в колготках под мини. Теперь все ученые. За спинами - рюкзаки. Меня это, скорее, радует. У меня куча рюкзачков, удобных и красивых. Выгляжу модницей.

10 правил поведения в условиях войны без линии фронта

Меня никогда не покинет Непал. Две недели в условиях гражданской войны сделали из нас, слабых безоружных девочек, солдат. Грязных, жестоких, страшных. Нет ужаснее войны без линии фронта, где брат идет на брата, что бы это ни означало. И мы вернулись живыми. Что бы и это ни означало, я всегда возвращаюсь живой. И, наверное, могу уже описать свои правила, чтобы поделиться с другими опытом. Пусть он навсегда останется теорией для всех, кто это читает!

Слушай

Слушай.
Чья-то мама шагнула в небо из магазина, стали часы, это ослабла пружина, кто-то хочет быть сильным, кем никогда и ни разу не был, у кого-то в памяти - гвоздь, черной шляпкою вбитый в стену насквозь, кто-то смятенный услышал диагноз, отдающий звуком полоза по асфальту, кто-то тоскует по смальте чужого моря, и эта тоска для него всех печалей сильней пока.
Слушай.
Кто-то стирает слезы от облака с нежным названьем цветка.
Слушай, видимо это время располагает к печали, капризам и страхам, бунтам над плахой, смеху на плахе, бреду о племенах и о роде, плаче о запертых детях, пощечинах неоплаченных, впустую истраченных часах ожидания перед рассветом, когда холоднее всего. И ничего нет, чтобы укрыться от пустоты.
Только ты.

Синий взгляд

Иногда невозможно объяснить...
Или просто не хочется.
Вроде обычный день, обычное метро, пустое и чистое. Десять минут до центра. Можно сесть в уголке и мирно решать судоку в телефоне. И если солидная дама в толстом пальто заняла полтора сиденья, это ничему не мешает. Ее бронированный войлок защищает от неуместной близости.

Онтология буддизма

Последнее время опять модно об этом рассуждать. Теологи и риторы, писатели и учителя, кажется, кладут кирпичи фраз, чтобы объяснить простое. И поскольку приходится рассматривать то, на что смотреть не требуется, и объяснять то, что в сути своей исключает всяческие объяснения, возникает нагромождение слов с тающим смыслом. Пока он не растаял и во мне, попробую сформулировать то, что нашла в Непале, соединившем в себе религии мира, из которых буддизм показался самым простым и ясным. Прозрачным и радостным в своей простоте.
Итак.

Люди с мешками

 

Сегодня я чувствую себя достойной своего кумира, Человека с мешком.

Примерно 50 лет назад жил в Риме такой человек. Каждую ночь он появлялся в Колизее с мешком за плечами. А в мешке - все, что нужно бездомному и беззащитному люду. Теплые платки, еда, одежда... Горожане отдавали ему все, чем хотели поделиться, а себе он ничего не брал, только однажды принял в подарок хорошую машину - когда постарел и стало тяжело носить мешок на плече.
Мы, конечно, не так самоотвержены и скромны, да и по ночам не ходим - мы же девочки! - но мешки сегодня есть и у нас. Еще у нас, как и у моего кумира, есть знакомые и незнакомые друзья, которые помогли эти мешки набить всякой полезной всячиной для деток из Киевского психоневрологического диспансера, что на улице Фрунзе.

Домик в кустах

Осенью тянет на воспоминания.
Вчера вспомнилось нечто, вытесненное из памяти на много лет...
Больше десяти лет назад дочке потребовалась сложная операция на глазу. Срочно, как в американских фильмах, раз - и надо бежать на стол. Не знаю, где сейчас окулист, прорвавшаяся с нами через безумные очереди и выхлопотавшая операционное время через две недели.

Черный мир

В черном-черном городе...
Нет, не так.

В черном-пречерном мире
Над масляно-черной водой
Качаются черные качели.
Вверх-вниз, без единого звука.

Сестра меньшая

Обожгла руку. Сильно и метко. Припалила толстый, длинный и чувствительный локтевой нерв, шипела и материлась - бы, если бы не была занята шипением. Кожу наскоро зализала - что ее там лечить, а нерв не унимается. Возмущен в прямом смысле этого слова. Я шиплю. Дорогая подруга дует на руку из виртуала и переживает, как я буду спать. Рука правая, что добавляет драматизма в каждое невольное движение.
Пришла кошка. Протянулась вдоль тела. Обняла хвостом лицо. И за десять минут забрала боль - полностью.
Всех меньших братьев и сестер моей семьи объединяет общее призвание: лечить.

Тетя Фрося и дядя Ваня

Были у нас соседи.
Нет, сначала о нашем доме. Он строился для работников психушки. Внизу - младший медперсонал. Вверху - хирурги, белая кость. Посередине - все, кто посредине.
Тетя Фрося и дядя Ваня жили внизу. Тетя Фрося была санитаркой и гнала замечательный самогон, из-за чего вечерами к подъезду выстраивалась эмоциональная очередь знатоков и почитателей напитка. Дядя Ваня... Не знаю, кто был дядя Ваня, может, и пациент.  К обоим часто прибегала белка, но к дяде Ване чаще. Поздними летними вечерами он исчезал, а она выглядывала в окно и негромко взывала: "Падла! Где ты, падла?" В запое дядя Ваня обычно не доходил до родных пенатов. Между запоями их вообще никто не видел порознь. Всегда вместе, она - в платье с цветами, он - в дешевом чистом костюме. Всегда заодно. Цветы под окном, запах дрожжей из окна.

Актуально-техническое

Решила снести все статьи по психологии в отдельный блог, потому что поднакопилось, а у Блоггера есть свои технические ограничения.

Два посвященных этой теме раздела побудут здесь еще немного, после чего я удалю их окончательно.

Волшебство в Городе мастеров

Тук-тук привез нас прямо к королевской площади. Но хочется посмотреть город, а главное, где-то здесь есть еще храм Маха Будда, Храм 9000 Будд, великая святыня, точная копия храма Махабоддхи в Бодхае, места, где Будда обрел просветление. Не станем спрашивать дорогу, пойдем по знакам. Интуиция или левая пятка ведет вглубь жилых кварталов. Здесь чисто и небогато. Воздух насыщен особым духом деловитой пристойности и звуками молоточков. А вот и они, мастерские, где изготовляют ступы. В Патане очень много чеканщиков по металлу, и изделия они производят самого разного уровня - от простеньких ступ и кустарного литья до дивных статуй в человеческий рост и узорных украшений церквей. Рабочие худы и бледны, целыми днями они сидят в душных ангарах без света и дышат вредными испарениями и металлической крошкой, однако делом своим горды и охотно позволяют себя сфотографировать, чтобы я могла увезти рассказ о них в земли, где они никогда не побывают.

Уроки Алегрии

Если ты поднял иголку с пути, будет тебе целый день везти.
(Старинная американская примета)

Порой находишь там, где не ждешь. И, возможно, не то, на что рассчитываешь. Удалось удержать - твое счастье. Иногда я думаю, что одна из самых трудных для удерживания вещей - урок.

Alegria

Лица друзей двадцать лет назад. Как это возможно?

Ты видишь их угловатые плечи, их роли.

Ты видишь себя, молодую, и сведший вас год.

Год горя, но этого ты еще не понимала.

Ты слышишь свой смех, музыку, сыгранную для тебя.

Не может быть, чтобы прошло двадцать лет.

Кое-кто из них старше тебя на столько же.

Не может быть, чтобы это он подал тебе знак.

Летучая птица слепнет в лучах и падает.

Ударившаяся о воздух, лежит без движения.

Руки раскинуты, пустые глаза смотрят в небо.

Птицам не должно лежать, шталмейстер срывается с места.

Что наша боль по сравнению с небом? И птицы взлетают.

Летят вместе с музыкой, выше, отчаянней смерти.

Твоя молодая душа парит вместе с ними.

Твоих друзей играют те, кто на двадцать лет их моложе.

А кто и на сорок.

Неважно, что больше ты здесь их не встретишь.

Афонские списки в Киеве

Что за неожиданность подстерегла меня сегодня.
На Ярославовом валу, 1, прямо возле Золотых Ворот обнаружилась маленькая двухкомнатная галерея со списками, на минуточку, чудотворных афонских икон. Притом списки творились афонской братией по всем правилам. Это, вообще говоря, само по себе чудо. Оригиналы не покидают пределов Афона, а очередь на выполненные в византийской манере с полной детализацией копии расписана на годы вперед.

Двадцать сантиметров

Сидела я как-то в пристойно набравшейся пристойной компании. Разговор достиг той степени эмпатии, когда подогретые вином собеседники слышат исключительно себя, но это ничему не мешает, ибо каждый уже оказался в самом понимающем из всех возможных обществ.
И тут зазвонил телефон. По важному вопросу. Вопрос требовал срочного решения, но выпал из моей компетенции. Пришлось воспользоваться помощью зала.
- А двадцать сантиметров - это сколько?

На золотом крыльце сидели...

Сегодня у нас отдых. Собственно, у нас каждый день запланирован отдых - и разве наша вина, что в процессе все складывается иначе? Но сегодня мы настроены серьезно и торжественно: мы идем во дворец.
Вообще, с дворцом этим что-то не так. На все наши вопросы, где он, непали начинали мычать нечто неопределенное и заверять нас в своем пристрастии к народной власти. Глаза при этом уходили куда-то в сторону и вниз: ни слова правды они понаехавшим иностранцам не скажут, но и квалифицированно врать тоже не умеют. Наконец мы нашли его сами, во время одной из вечерних прогулок мимо автосалонов с летучими змеями на витринах. Оказывается, мы живем совсем рядом, просто в двух шагах. Тот глухой забор, у которого нельзя даже щелкнуть фотоаппаратом, и есть тыл дворцового сада, а вход - с обратной стороны. Неприветливые охранники все толком объяснили и погнали, когда я попробовала сфотографировать красивую Лакшми в крошечном святилище неподалеку, но не посмели отобрать телефон, на том и спасибо. Как-то неловко препираться с людьми, когда их руки сжимают ремни автоматов.

Подруга

Я ничего не заметила. Ну, навалилось слишком много заданий. Труднее, чем обычно, но дело хозяйское. Ну, случилась цепь неприятностей. Тяжелее, чем обычно, но и это бывает. Собственно, какой выбор? Вздохнуть поглубже и делать, делать, делать. Разбивать на шаги. Не заглядывать слишком далеко вперед. Концентрироваться на текущем задании. Не забывать следить за режимом и получать удовольствие от жизни, поскольку ожидая, пока окончатся трудности, можно дождаться, что жизнь окончится раньше - ну, и все. Спокойно и с умом принимать огорчения. Аккуратно рассчитывать свои силы.

Шаланды, полные кефали...

Я узнала окончание этой истории уже во взрослом возрасте, а обиделась, как ребенок, потому что все детство пела ее, и взрослые ее пели,  и нам было весело, потому что рядом была все та же жизнь: рыбаки-моряки, независимые и гордые, причаливали к берегу, ухаживали за пышными красавицами, играли свадьбы и снова уходили в море, а жены их и дети оставались на берегу, жили свои будничные жизни, пока отец в рейсе, а потом в доме наступал переполох, дети не выходили гулять, толклись дома, потому что "папа пришел!", а папы, выпив за встречу и выспавшись, волосатыми лапищами с синими якорями снимали со стены гитару с голубым бантом и полушутливым басом запевали:
Шаланды, полные кефали...

Голос родины

Это пока спьяну. Это пока больше всерьез, чем хочется.
Мой новый знакомый не видел родину несколько десятков лет.
Мой новый знакомый любит только свою родину, но еще немножко - мою, а притворяется, что любит страну нашего общего пребывания. Может, и любит. Мы все любили бы ее намного больше, кабы не ее комплекс неполноценности.
Прошу его в трех словах описать его родину.

И снова Лалитпур

Сегодня мы снова едем в Патан, теперь уже с толком. Нужно побывать на воскресной службе - шесть тридцать утра, блин! - а еще весь Катманду сказал нам, что мы должны посмотреть храм Девяти Тысяч Будд и вообще, что Патан нам нужен. Мы давно не спорим с мнением Катманду, исполняем.

Ужасное происшествие в Катманду

Вообще, для двух самостоятельно путешествующих девушек в Катманду много страшного. И наркоманы с ножичками. И бандиты после восьми. И некоторые кварталы, куда нормальные люди не полезут. И война. Ее как бы нет, но она повсюду. Недалеко от нашего отеля расположено что-то армейское, там нельзя фотографировать, и вооруженные часовые в будках смотрят недобро. На одной из мирных прогулок мы видели, как оттуда выехала огромная боевая машина. Ну, знаете ли. Ее убийственные качества мне неизвестны, но, по-моему, один вид может служить орудием массового поражения. И очень просто: увидел, как оно на тебя едет, и сам помер с перепугу.

Благотворительный базар

Вечер у нас свободный. Обнаглев от единения с городом, решаемся на вылазку на местный благотворительный базар - объявление об ивенте явно не случайно висит возле отеля. Пытаемся продумать, какая она - приличная одежда в приличных кругах Катманду? Сильно ничего не придумав, берем обычные дневные наряды, еще не утратившие благопристойности от бессовестной носки по пыльным улицам. У нас, конечно, есть вечерние наряды на всякий случай, но здесь они выглядят слишком открытыми. Иностранцам простят, наверное.

Поглощая мо-мо

Королевская площадь сама не хочет, чтобы мы по ней гуляли, честное слово! И дело не в давке, к которой мы начинаем привыкать, а в куче лавочек с разнообразными съестными припасами. Все четкие установки на тему грязи, пыли и ста тысяч неизлечимых болезней тают, когда с разных сторон едят всякую привлекательную уличную гадость, названий которой мы не знаем. Каковы, например, вон те пончики, как круглые мячики? А эти пирожные с кремом? А вон те аналоги кебабов? Ой, через площадь бежит мальчишка с шестом, к верхнему концу которого привязаны розовые облака сахарной ваты! Дома мы привыкли доверять уличной еде, и инстинкты устраивают настоящий бунт, надо себя спасать!

Лица Катманду

В противоположную от родной Тамельщины сторону уносят нас вполне аккуратные, даже мощеные улицы. Здесь нет огромного количества магазинов, почти нет кафе, здесь просто живут. Не самые бедные и не самые богатые заняты своими делами. Этот район принадлежит какой-то новой для нас касте. Лица людей чуть темнее, глаза чуть уже, одежда ближе к европейским очертаниям. Волосы женщин часто собраны в красивые хвосты, бедра прикрыты широкими длинными рубахами, а на ногах - штанишки, вплоть до тесных джинсов. Нам в нашей одежде здесь вполне комфортно. Плохо только, что иностранцев не видать, и мы опять привлекаем повышенное внимание.

Королевское утро

Сегодня у нас никаких планов, надо немного отдохнуть. А в Непале - рыночный день, значит, можно сходить на Королевскую площадь, погулять уже с толком и посмотреть на базар. Со вчерашнего вечера я злая. Волны раздражения поднимаются откуда-то из глубины, и я сама себе не верю: неужели она? Нет, это невозможно. На всякий случай буду поосторожнее с окружающими.

Вечер в Тамеле

Все здесь непросто. Все удивительно. Как запомнить?
Уже дома в памяти всплывут полузабытые эпизоды.
Лилипутка на Королевской площади. Пожилая женщина нам по пояс подошла и стала в стороне, не смея попросить подаяния. Ее судьба трудна: рост ее - ее печать. А сама она пристойна, очень бедна и аккуратна. Пока мы поняли, что ей действительно нужны деньги - нищие ведь здесь рвут иностранцев на части, - пока сообразили, сколько дать, она уже пошла прочь, кротко, безо всякой надежды. Счастье, что в этой толпе легко было ее догнать. Получив крупную купюру, женщина попыталась ее вернуть, а поняв, что мы не ошиблись, прикрыла беззубый рот и, радуясь подарку, подпрыгнула на месте, как ребенок. Там мы рассмеялись вместе с ней - отчего же дома, вспомнив ее, начнем плакать?

Драйв-208

Восемьдесят две лошади. Пятиступенчатая механика.
Сто двадцать лошадей. Четырхступенчатый автомат.
Гора подушек и шторок безопасности. Двухзонный климат-контроль. Панорамная, на минуточку, крыша с голубой подсветкой.

Чардаш

Главное в чардаше - развевающиеся ленты. И алая юбка на белоснежном накрахмаленном подъюбнике. И алые же сапожки, мягкие, на плоской подошве. Вот сапожек-то у меня и не было. Были обычные туфли на ремешке.
Мы вылетали над сцену в безумном вихре, пара за парой, и каждый раз я боялась, что сцена прервется прямо у нас под ногами, и мы полетим вниз, на опрокинутые пятна зрительских лиц. Еще и мальчик у меня в паре был сильный, как конь, и такой же резвый. Тогда-то я и поняла, что от девочки в танце не зависит ничего, главное, чтобы был сильный партнер, чтобы довериться ему бездумно и безоглядно.

Зоопарк и беглый слон

Зоопарк оказывается еще более пыльным, чем все вокруг. Очень плохо, что мы не успели поесть: сил нет вообще, а по указателю "мороженое" находится изувеченный скелет давно заброшенного павильона. Немедленно становлюсь монархисткой - в который раз. Если власти Непала не обратят, наконец, внимание на разрушение оставшейся от королевской власти инфраструктуры, дело будет совсем плохо.

Тибетцы: жители страны, которой нет

Зоопарк закрыт. Слишком рано пришли. А судя по тому, что удается разглядеть за оградой, кафе там не светит. Полуразрушенный он какой-то. Мы бы, может, уже и не пошли, но прельщает возможность посмотреть на представителей непальской фауны - большинство из них мы в живой природе никогда не встретим, а некоторых и не хотели бы. Тигров и медведей. И слонов. В Национальном парке Читван какой-то слон убивает людей. Это людям на них охотиться запрещено, а слонам - ничего, можно, если не массово. Здесь, в зоопарке, на слоне можно даже покататься. Но что делать? До открытия кассы еще куча времени. Кафе, о которых местные жители говорили, что можно поесть, нас пугают. Это обычные "стекляшки" с уличной едой. Еще к нашему вниманию - стадион, густо поросший травой и бумажками. Все. Стоим, растерянные.

Жизни

Говорят, у кошки девять жизней.

У меня их, кажется, больше,
проживаю попарно.
Одна - лихая, недобрая,
Жизнь солдата, бойца и бродяги.
Другая - кроткая, мирная,
почти как очаг, но не он.
Третья свернулась калачиком,
молит о солнце.

Лалитпурские терки

Крик орла за окном. Сегодня мы хотим посетить христианскую церковь - не все ж по чужим болтаться. Находится она в слившемся со столицей сателлите - Лалитпуре. С картами просто беда: каждое место имеет по два-три названия, указанные в произвольном порядке. Информация примерно такова: церковь находится в Патане, который на самом деле Лалитпур, который на самом деле не Патан, а округ, который расположен довольно широко, но в котром есть и адреса Катманду, который на самом деле точно не Патан и не Лалитпур. Таксисты по адресам не разбираются, они знают или не знают место. И за поездку незнамо куда с нас сдерут незнамо сколько. Но мы везунчики - у нас есть провожатый. Вчера на ресепшене спросили помощи, и неожиданно молодой портье сказал: я еду в Патан, можете утром выехать со мной.

Сваямбунатх - открытая дверь

Забор с изящными узорами и молитвенными колесами окружает огромную гору, раздваивающуюся наверху. А у входа... Точнее, насколько я понимаю, по архитектурному замыслу это был выход, но для нас - вход. Такого я и правда никогда не видела. Три огромные золотые фигуры, кажется, парят в безоблачном небе. Справа - Гуру Ринпоче, мудрый и мужественный, с суровым взглядом. Его постамент поддерживают злые и сильные творения. Слева - прекрасный женственный Манджушри. Его золотую чашу держат нежные и веселые создания. А посередине - Будда. Спокойный, нейтральный. И только его не держит ничто - между ним и землей свободно парят небесные птицы.

Ночные гости

Ты ждешь их, шепчешь: "Ну, где же вы?"

Синие, звездные, снежные,

В дневных толкучках измятые,

Зубами до стона зажатые.